Читать «Гимназисты (Семейная хроника - 2)» онлайн - страница 43

Николай Георгиевич Гарин-Михайловский

Сверху донесся сперва голос Вервицкого, затем резкий громкий - отца, затем визг братьев.

"За уши дерет", - мелькнуло в голове Беренди, и он испуганно раскрыл глаза и насторожился.

Дверь быстро отворилась, и вошел Вервицкий. Он остановился, неприятно огорченный клубами дыма.

- Начадил уж, - обратился он ворчливо к другу.

Но, заметив при этом и неимоверно толстую папиросу, он окончательно взбесился:

- Ты бы уж из всего табаку сделал!

- Если тебе обидно, я назад положу.

- Обидно, что табак переводишь. Хотя бы затягивался. - Вервицкий отворил фортку. - Сядь хоть около фортки, чтоб дым выходил.

- Изволь, - согласился Берендя.

Наступило молчание.

- Ну что, им уши надрал отец?

- Конечно, надрал, - ворчливо ответил Вервицкий. - Подлецы, каждый раз. А я откуда возьму? отец вот дает рубль в месяц - и изворачивайся на него.

- Да тебе на что при всем готовом?

- На что? Да вот табак.

- Глупости.

- Глупости, когда чужой, а купи его.

- Куренье вредно.

- Зачем же куришь?

- Я ведь, только если угостят.

- А я вот не могу... Не на что купить - лучше курить не буду, а чужого не попрошу.

- Послушай, я вот получу деньги, подарю тебе полфунта.

- Слышали.

- Право, подарю... А давно не высылали: хозяйка, того и гляди, выгонит... Чай вышел...

- Приходи ко мне чай пить. Идешь в гимназию - зашел, вечером зашел: напился и пошел.

- Я ведь, собственно, не любитель чаю. У меня в библиотеке полтора рубля есть... мог бы.

- Ну, уж я этого не понимаю.

Принесли чай, и друзья жадно набросились на еду.

Наевшись, напившись, Берендя улегся на кровать, причем Вервицкий, подобрев, добродушно проговорил: "Постой", - и подостлал под ноги Беренди, чтоб не запачкать одеяло, пальто гостя, а сам, усевшись к окну, взял гитару и, куря и смакуя, начал тихо наигрывать малороссийские мотивы. По низкой комнате в облаках дыма понеслись жалобные прерывающиеся звуки. Под них Вервицкий мечтал о своей будущей литературной славе, о Зиночке Карташевой, а Берендя лежал и не хотел ни о чем думать. На первом плане у него стоял вопрос о деньгах и о причине их невысылки, хорошо известной ему: вероятно, отец опять запил, и с этим вместе рисовалась ему вся тяжелая домашняя обстановка чиновника с грошовым жалованьем, громадной семьей да к тому же пьющего запоем.

Наигравшись, Вервицкий тоже пожелал поваляться на кровати и, слегка толкнув друга, сказал "пусти", улегся рядом с Берендей.

Он продолжал плавать в волнах своей будущей славы, той славы, которую всю без остатка он сложит к ногам Зиночки.

Беренде хотелось говорить. Все то, что в данный момент парализовало его мыслительные способности, просилось на язык.

- Ты знаешь, мой отец запоем пьет, - проговорил он.

- Гм! - ответил неопределенно Вервицкий.

- Собственно, если рассказать все - черт знает, ведь это какой трагизм, в сущности... Он ведь, когда напьется... ночью...

Берендя понизил голос и широко открыл свои желтые глаза.

- Отец пьяный, в одной рубахе, качается и бежит за нами по комнатам, а мы с матерью все от него... кричим...