Читать «Гимназисты (Семейная хроника - 2)» онлайн - страница 2

Николай Георгиевич Гарин-Михайловский

- Настолько глуп, что в бога верю... Терпеть не могу поляков за их чванливое нахальство.

- Это к прежнему счету, - продолжал тем же тоном Рыльский, - немцев не терплю за их возмутительное высокомерие, французов - за их пустое легкомыслие...

- Собственно, это очень характерно, - вмешался Корнев, - ты, значит, все нации, кроме русской, не любишь?

- Вовсе нет.

- Ну, кого же ты любишь?

Семенов подумал.

- Испанцев, - ответил он.

- Ты видел хоть одного испанца? - спросил Корнев так, что все рассмеялись.

- Я и Америки не видел... По-твоему, значит, чего не видел, о том и говорить нельзя?

- Ну хорошо, за что ты, собственно, испанцев любишь?

- За бой быков, - заговорил Рыльский, - за учреждение ордена иезуитов...

- Иезуиты уж это ваше польское дело... По-моему, каждый поляк иезуит.

- По-моему? - вспыхнул Рыльский. - А по-моему, ты самодовольная свинья, которая, вместо того чтоб думать, гордишься тем, что думать не хочешь.

- А ты... - начал было Семенов, но в это время дверь отворилась, и в класс вошел инспектор.

Все встали и быстро оправились.

Бритое широкое лицо инспектора на этот раз не было таким деревянным, как обыкновенно. Даже и в голосе его, сухом и трескучем, теперь отдавались какие-то незнакомые, располагавшие к себе нотки. Да и дело, по которому пришел инспектор, выходило из ряда вон. В его руках был печатный лист с приглашением желающих поступить в морской корпус.

Сообщив условия поступления, инспектор ушел, а класс превратился в улей, набитый всполошившимися пчелами.

Все говорили, все волновались, всех охватило приятное чувство сознания, что они уж не дети и могут располагать собою, как хотят. Конечно, это был, в сущности, только обман чувств, - у каждого были родители, но об этом как-то не хотелось думать, особенно Карташеву, и он так же решительно, как и его друзья Касицкий и Данилов, заявил о своем твердом и непреклонном намерении тоже ехать в корпус.

Волнение улеглось, больше желающих не оказалось, и товарищи смотрели на нераздельную тройку, как на что-то уже отрезанное от них.

Одни относились к отъезжавшим с симпатией и даже с завистью, и это льстило тройке, другие, вроде Корнева, не сочувствовали.

Корнев, грызя свои ногти, заявил, что не находит в карьере моряка ничего привлекательного.

- Еще бы тебе находить в ней какую-нибудь прелесть, когда тебя и в лодке укачивает, - сказал пренебрежительно Касицкий.

Корнев покраснел и ответил:

- Я-то уж, конечно, какой моряк, но если б меня и не укачивало, я все-таки не избрал бы карьеры моряка.

- Почему?

- Потому что не вижу никакой разницы между любым армейским офицером и моряком: та же бессмысленная жизнь.

- Почему бессмысленная? - огрызнулся Семенов.

- Да потому, что все, в конце концов, сводится: на-а плечо! на краул!.. Да ей-богу! Ну что, собственно, какую цель вы преследуете? Ну, будете ездить на пароходе, будете лупить линьками матросов и в то же время любоваться морем. Трогательная идиллия, чушь с маслом, такая же бессмысленная жизнь, как жизнь любого юнкера.

Данилов схватился с Корневым.

Доводы Данилова сводились к прелестям морской жизни, прелестям борьбы с морем.