Читать «Гимназисты (Семейная хроника - 2)» онлайн - страница 2
Николай Георгиевич Гарин-Михайловский
- Настолько глуп, что в бога верю... Терпеть не могу поляков за их чванливое нахальство.
- Это к прежнему счету, - продолжал тем же тоном Рыльский, - немцев не терплю за их возмутительное высокомерие, французов - за их пустое легкомыслие...
- Собственно, это очень характерно, - вмешался Корнев, - ты, значит, все нации, кроме русской, не любишь?
- Вовсе нет.
- Ну, кого же ты любишь?
Семенов подумал.
- Испанцев, - ответил он.
- Ты видел хоть одного испанца? - спросил Корнев так, что все рассмеялись.
- Я и Америки не видел... По-твоему, значит, чего не видел, о том и говорить нельзя?
- Ну хорошо, за что ты, собственно, испанцев любишь?
- За бой быков, - заговорил Рыльский, - за учреждение ордена иезуитов...
- Иезуиты уж это ваше польское дело... По-моему, каждый поляк иезуит.
- По-моему? - вспыхнул Рыльский. - А по-моему, ты самодовольная свинья, которая, вместо того чтоб думать, гордишься тем, что думать не хочешь.
- А ты... - начал было Семенов, но в это время дверь отворилась, и в класс вошел инспектор.
Все встали и быстро оправились.
Бритое широкое лицо инспектора на этот раз не было таким деревянным, как обыкновенно. Даже и в голосе его, сухом и трескучем, теперь отдавались какие-то незнакомые, располагавшие к себе нотки. Да и дело, по которому пришел инспектор, выходило из ряда вон. В его руках был печатный лист с приглашением желающих поступить в морской корпус.
Сообщив условия поступления, инспектор ушел, а класс превратился в улей, набитый всполошившимися пчелами.
Все говорили, все волновались, всех охватило приятное чувство сознания, что они уж не дети и могут располагать собою, как хотят. Конечно, это был, в сущности, только обман чувств, - у каждого были родители, но об этом как-то не хотелось думать, особенно Карташеву, и он так же решительно, как и его друзья Касицкий и Данилов, заявил о своем твердом и непреклонном намерении тоже ехать в корпус.
Волнение улеглось, больше желающих не оказалось, и товарищи смотрели на нераздельную тройку, как на что-то уже отрезанное от них.
Одни относились к отъезжавшим с симпатией и даже с завистью, и это льстило тройке, другие, вроде Корнева, не сочувствовали.
Корнев, грызя свои ногти, заявил, что не находит в карьере моряка ничего привлекательного.
- Еще бы тебе находить в ней какую-нибудь прелесть, когда тебя и в лодке укачивает, - сказал пренебрежительно Касицкий.
Корнев покраснел и ответил:
- Я-то уж, конечно, какой моряк, но если б меня и не укачивало, я все-таки не избрал бы карьеры моряка.
- Почему?
- Потому что не вижу никакой разницы между любым армейским офицером и моряком: та же бессмысленная жизнь.
- Почему бессмысленная? - огрызнулся Семенов.
- Да потому, что все, в конце концов, сводится: на-а плечо! на краул!.. Да ей-богу! Ну что, собственно, какую цель вы преследуете? Ну, будете ездить на пароходе, будете лупить линьками матросов и в то же время любоваться морем. Трогательная идиллия, чушь с маслом, такая же бессмысленная жизнь, как жизнь любого юнкера.
Данилов схватился с Корневым.
Доводы Данилова сводились к прелестям морской жизни, прелестям борьбы с морем.