Читать «Гимназисты (Семейная хроника - 2)» онлайн - страница 124

Николай Георгиевич Гарин-Михайловский

- Прощайте.

- Прощайте, - ответил ему Карташев таким тоном, что Шишко остановился, подождал, пока Карташев поднялся, и протянул ему руку.

- Прощайте, - приветливо повторили они оба, и Карташев, торопливо обтираясь в своем темном и сыром номере, думал: "Хороший человек Шишко".

- Что значит "нашел"? - настойчиво повторила Корнева, выходя из купальни и обращаясь к ожидавшему ее Карташеву.

С мокрыми еще волосами, в барежевом платье, сквозь которое слегка сквозили ее белоснежные плечи и руки, Корнева была ослепительно свежа. Так свежа, что Карташев не мог без какой-то особенной боли смотреть в ее влажные, блестящие такой же свежестью глаза.

Корнева чувствовала свою власть над Карташевым, испытывала удовольствие сознания, жажду определения пределов этой власти и настойчиво повторяла, идя с ним:

- Я хочу знать, что значит "нашел"... нечего, нечего отвиливать: говорите прямо и сейчас... Карташев...

- Откуда я знаю...

- Карташев... я хочу... слышите? не хотите?

- Я не знаю...

- Вы не хотите сделать мне приятное?

- Все, что хотите... хотите, головой вниз брошусь?

Карташев показал вниз, по откосу бульварной лестницы.

- Противный! Не хочу с вами говорить... Голубчик Карташев... скажите...

- Хотите, головой вниз брошусь?

- Уходите...

- Ну, откуда же я знаю?..

- Не знаете? Честное слово?

- Не знаю, - избегая взгляда, уклоняясь от честного слова, говорил Карташев.

А Корнева все властнее смотрела на него, не сводя своих разгоревшихся глаз и обжигала его, повторяя:

- Противный, противный, противный.

Карташев точно хмелел под ее взглядом. Какая-то горячая волна, огонь какой-то вырывался изнутри, охватывал и жег. Было хорошо, глаза глубже проникали в ее глаза, хотелось еще лучшего до безумия, до боли, до крика.

Карташев вдруг стремительно сжал свою прокушенную руку и мучительно сморщился от боли.

- Что с вами?

Он натянуто, сконфуженно улыбнулся.

- У вас такое лицо было... я боюсь вас.

- Не бойтесь, - угрюмо вздохнул Карташев, - дураков никто не боится.

- Дураков?

- Вот таких дураков, как я.

- Я ничего не понимаю.

- Если бы вы хоть что-нибудь поняли, - только бы меня и видели...

Он сделал неопределенное движение рукой.

- Какой вы странный...

- Иногда мне хочется самого себя по зубам... по зубам.

- Да за что?

- Да вот так... за то, что я тряпка, дрянь, трус...

- Да что с вами?

- Меня отец всегда называл тряпкой... Я кончу тем, что пойду в монахи.

Корнева удивленно посмотрела на него.

- Слушайте, Карташев, это какой-то пункт помешательства всей вашей семьи...

Карташев вспыхнул и покраснел.

- Если бы я пошел в монахи, меня бы на третий день оттуда выгнали... Глупости все это, - кончу вот гимназию, удеру, только и видели меня... Я не люблю... Я никого не люблю... Все здесь нехорошо, нехорошо...

В голосе его задрожали слезы, и он огорченно замолчал. Корнева, удивленная, притихшая, шла и смотрела на него.

- Я никогда вас таким откровенным не видала... У вас у всех в семье есть какая-то гордость... даже вы вот нараспашку, а всегда молчите... а все-таки я всегда догадывалась, что у вас, наверно, не все так хорошо, как кажется.