Читать «Сказки для сумасшедших» онлайн - страница 6
Наталья Всеволодовна Галкина
—Что это залестница? —зашептал он.
— Не знаю, — зашептала она в ответ. - Там нет лестницы, — прошептал он.
— Наверное, раньше была.
— Там квадратная комната, совсем маленькая, мебель и японские ширмы. Оттуда подниматься-то некуда.
— Перепланировали, когда тут был музей блокады, — предположила алевтина.
Эту алевтину он предпочитал другим, тоненькая-тонюсенькая, нескладная, как олененок, бедно одетая, прехорошенькая, особенно если смущается, румяней ей к лицу, и все от синего чулка, умненькая, ан нет, весела, аки пташка, и вон, воротничок кружевной надела.
— Кайдановский и Рокотова, — програссировал Воронцов, — прекратите шептаться.
— Ты Рокотову-то родственница? — прошептал он.
— Не знаю, — отвечала она, заливаясь краскою.
Кайдановский сделал внимательное лицо и стал смотреть на Воронцова, лихорадочно соображая, под каким предлогом попасть ему в запасник музея.
— Посмотрите, — дрожащим от чувств голосом произнес Воронцов, — на это замечательное произведение, на эту жемчужину творения выдающегося мастера своей эпохи.
Свет погас, цветное окошечко слайда возникло на экране, одних и вовсе вогнало в сон, другие отвлеклись от своих игр.
«Эврика! — подумал Кайдановский, — да ведь Мансур был в романических отношениях с заместительницей директрисы музея! Хотя кто знает, чем роман закончился и что был за роман. Ежели так, платонический, быть мне в запаснике: а ежели, вот будет неудача, Мансур с ней спал и ее бросил...» Лекция закончилась, он помчался к Мансуру, наверх, на отделение монументальной живописи, самое малочисленное, гении, гуляки, пьяницы, маэстри, — живописцы, одним словом; а как рисуют! хотя рисовал и он не намного хуже, чем заметно отличался от сокурсников-керамистов.
Ему повезло. На вопрос, что был за роман, Мансур отвечал:
— Вообще-то, дорогой, вопрос бестактный. Кого это касается? Тебя? Но тебе небось сильно нужно, раз спрашиваешь, ты у нас не сплетник, юноша благородный. Никакой не роман, симпатия, чувства, нюансы, мизансцены. Букеты носил. Сирень тогда цвела. Может, и обнялись или поцеловались в сиреневом саду, не помню, да и к чему тебе. Ничего, компрометирующего даму.
— А потом что?
— А потом, дорогой, — сказал Мансур, чистя мастихин, — сирень отцвела, белые ночи кончились. Какое «потом» тебя интересует?
— Вы не поссорились? — спросил Кайдановский, чувствуя, что голос его дрогнул, а скулы слегка порозовели.
— Кай, в чем дело? Ты влюбился? Она милая достойная женщина. Нет, мы не поссорились. Здороваемся с улыбкой. С улыбкой легкого сожаления. На прошлогоднем машкераде я ей ручку прилюдно целовал. Была приветлива и не отдернула. Что у нее на душе, не ведаю.
— Мне надо попасть в музей, — сказал Кайдановский. — В запасник. Мансур, пожалуйста, придумай что-нибудь.
— Ты интриган.
— Да, я интриган.
— Ты своекорыстное существо. Значит, не влюбился? Очень хорошо. Она тебе не подходит.