Читать «Мудрая ересь фантастики (Предисловие)» онлайн - страница 16

Вл Гаков

С его повестью "Маска" - на мой взгляд, лучшим произведением мировой фантастики о "нечеловеческом разуме" - вам также предстоит встреча. Но искушенный читатель научной фантастики сразу же вспомнит и цивилизацию механических "мушек" из романа "Непобедимый" (1964), и еще одну странную парочку вселенских конструкторов, под стать героям Шекли,- Трурля и Клапауциуса. И наконец, "его величество" Голема Четырнадцатого, вещающего словно из небесных чертогов свою волю людям... Электронные создания прославленного польского писателя заслуживают отдельного разговора, ибо в его-то произведениях они как раз и не маски, лишь слегка скрывающие людей, а полноправные участники диспута о нечеловеческом разуме.

Станислав Лем, пожалуй, единственный попытался серьезно обсудить новую "теологию" - "теологию" космического и компьютерного века, в котором люди, даже скорее всего не отдавая себе в том отчет, запускают новый виток эволюции разума на планете.

Уже сегодня ясно, что гипотетическое порождение нашего разума окажется прежде всего не-нашим, не-человеческим. Необязательно инфернально-агрессивным, как его долгие годы представляла научная фантастика, но уж обязательно непонятным. Человечество стоит на пороге нового шока - от уязвленного самолюбия. Ведь обезьяна, даже гусеница какаянибудь не обладают, к счастью, разумом, и потому им неведом "комплекс неполноценности" при взгляде на удачливого наследника на эволюционной лестнице. А мы? Поймем ли мы тех, кому уже готовы дать рождение, когда они будут отличаться от нас, как мы отличаемся от той гусеницы...

Коль скоро разговор зашел о творчестве Станислава Лема, то далее деление научной фантастики на темы теряет всякий смысл. Потому что есть темы, а есть целые миры, проблемные поля (термин, кстати, самого Лема). И разбирать "тему роботов" в его творчестве - все равно что "тему самоубийства любящей женщины" в творчестве Толстого или "тему убийства и наказания за него" у Достоевского.

Тем более что не только для Станислава Лема, но и для многих (нет, виноват - как раз для немногих) его коллег по перу обращение к вечным вопросам бытия, на которые пытается дать ответ религия и философия, означает не новую "тему" в палитре, а что-то самое главное. Сущностное, основное, а не "одно из"...

Советский читатель знаком с небольшим по объему произведением польского писателя под названием "Новая космогония". Эта рецензия на несуществующую книгу (так определил этот непонятный жанр сам автор) говорит о возможностях фантастики в обсуждении метафизических проблем больше, чем, пожалуй, все упомянутые до сих пор произведения других авторов. Лему, конечно, писательской хитрости не занимать: он избрал очень удобную форму для изложения своей ереси, говоря о ней как бы не всерьез, полуиронично и даже вроде бы не скрывая, что мистифицирует читателя. (Для поклонников творчества Хорхе Луиса Борхеса могу сообщить, что это один из самых любимых и чтимых авторов Станислава Лема.) "Новая космогония" вполне украсит любую подборку произведений, тематически определенную как "фантастика на темы религии". И это при том, что автор собственно теологических проблем не касается и ведет обсуждение, формально не выходя за границы "науки". Но дело-то в том, что уровень обсуждаемых проблем - как возникла, что из себя представляет на деле и чем "кажется" нам Вселенная - таков, что на естественные науки тут надежда слабая. Остается религия, близкая к схоластике философия и... научная фантастика. Но последняя только при условии, что ее будет представлять Лем!