Читать «Вечерний спутник» онлайн - страница 14
Гайто Газданов
Так проходила жизнь, и постепенно, с каждым годом, то небольшое количество мыслей, вещей и людей, в которое старик верил, становилось все меньше и меньше, - и вот уже много лет, как от него ничего не осталось.
Он был слишком умен, чтобы сказать, что положительных ценностей вообще не существует, - он только пояснил, что для него их нет. Это - как развалины; другие смотрят на них, и их воображение строит над ними громадные города, исчезнувшие во мраке времен, - а он видел только осыпающиеся камни, и больше ничего. Он не жалел ни о чем, как он сказал мне; и то, что он вскоре должен был покинуть этот смрадный ад, в котором прожил такую бесконечно долгую жизнь, должно было скорее радовать, чем огорчать его, если бы он еще мог ощущать радость. Нет, у него не было желания что-либо переделывать или пытаться изменить в нем, как на это надеется особенная категория людей, которые являются просто невежественными сумасшедшими, вербуются из неудачников, убийц и дегенератов и которых деятельность субсидируется разжиревшими буржуями. Нет, никакого желания помочь всем этим людям у него не было. - Пусть околевают, пусть околевают, ничего лучшего они не заслуживают. И вот, за последние полвека, за эти пятьдесят медленных лет, он знал одно чувство, которое ему не изменило, которое нашло себе такое идеальное, такое совершенное воплощение. Он замолчал; за очередным поворотом дороги блеснуло и исчезло море.
- Я не мог умереть, не попрощавшись с ней; это была моя последняя и самая важная обязанность. Теперь я один.
Мы ехали на этот раз совсем медленно, и это имело некоторый смысл - для него, потому что ему действительно не стоило торопиться и для меня, потому что мне было жалко уезжать. Меня вдруг охватило желание вернуться в Beautieu, поговорить с этой женщиной, попытаться понять ее и ее жизнь, и я почувствовал безумную жажду постигнуть самое главное, самое основное в этих двух существованиях - но не то, что можно рассказать в нескольких фразах, а другое, недоступное объяснению и пониманию, которое вдруг предстало бы мне в одном изумительном по ясности, в одном недолгом и ослепительном озарении. Но это было невозможно.