Читать «Языки Пао» онлайн - страница 64

Джек Вэнс

Задолго до рассвета на восьмой день восьмой недели восьмого месяца поле начало заполняться народом. Над каждой тысячей человек горел небольшой огонь, вся равнина наполнилась шелестом и шепотом.

К рассвету толпы прибыло: в основном это были семьи, оживленные и жизнерадостные, одетые по паонитской моде. Маленькие дети были в чистых белых блузах, дети постарше — в школьной форме с различными эмблемами, взрослые — в платье, цвета и оттенки которого соответствовали их социальному статусу.

Встало солнце, и паонитский день засиял всеми своими красками — голубой, белой, желтой. Поле было заполнено толпой, миллионы стояли плечом к плечу, некоторые говорили между собой приглушенным шепотом, но большинство стояло молча, каждая личность сливалась с толпой, отдавая силы своей души всеобщей восторженной мощи.

Послышались первые звуки пения: длинные звуки-вздохи, перемежаемые интервалами абсолютной тишины. Звуки становились все громче, интервалы тишины между ними все короче, и вот уже песня зазвучала во всю силу — нет, песней назвать это было нельзя, ибо отсутствовали и мелодия, и тональность. Это была гармония трех миллионов голосов, сливающихся и проникающих друг в друга, определенной эмоциональной окраски. Эмоции сменялись, казалось бы, спонтанно, но на самом деле в строгой последовательности; стоны скорби сменялись звуками торжества, и равнина, казалось, то окутывалась мрачным туманом, то искрилась алмазной россыпью.

Летели часы, песнопение набирало силу. Когда солнце прошло две трети пути до зенита, со стороны Эйльянре появился в небе длинный черный летательный аппарат. Он медленно снизился в дальнем конце поля. Тех, кто стоял неподалеку, просто отбросило и швырнуло на землю — многие чудом избежали гибели. Несколько любопытствующих бездельников приникли к иллюминаторам, но сошедший на землю отряд нейтралоидов в ярко-красном и голубом молча оттащил их.

Четверо слуг вначале расстелили на земле черно-коричневый ковер, затем вынесли полированное кресло черного дерева, обитое черным.

Песнопение приобрело чуть иной характер, что было внятно лишь чуткому паонитскому уху. Бустамонте, вышедший из салона, был паонитом, он услышал

— и понял.

Пение продолжалось. Оно снова изменило характер, будто бы прибытие Бустамонте было не более чем мимолетным пустяком — оно стало еще более язвительным, в нем переплетались насмешка и ненависть. Перед самым полуднем пение смолкло. Толпа зашевелилась, общий вздох удовлетворения пронесся и замер. Все, кто мог, опустились на землю.

Бустамонте схватился за подлокотники кресла, чтобы встать. Толпа сейчас больше чем когда-либо была готова воспринимать его слова. Он включил микрофон у себя на плече и сделал шаг вперед. Общий вздох пронесся по толпе — вздох изумления и восторга.