Читать «Судьбы хуже смерти (Биографический коллаж)» онлайн - страница 6

Курт Воннегут

После войны компания "Белл" решила надстроить несколько этажей, но так, чтобы по экстерьеру они не отличались от восьми нижних. Наняли другого архитектора, хотя отец не одряхлел, не спился и вообще ничуть не утратил навыков. Но компании "Белл" было все равно - что тот архитектор, что этот. Надстройку возвели, как ей требовалось, и все получилось отлично. Вот вам и романтика зодчества.

Вскоре после этого отец уехал - в округ Браун, штат Индиана, решив посвятить остаток дней ремеслу горшечника. Своими руками сделал гончарный круг. Там, в горах, он и умер в 1957 году, когда ему было семьдесят два.

Пытаясь теперь припомнить, каким он был, когда я рос, а у него так редко выдавалась работа, приносящая удовлетворение, вижу его Спящей Красавицей - дремлет в тени шиповника, ждет своего принца. Легко от этого видения перескочить к такой вот мысли: все архитекторы, которых я знавал и в хорошие времена, и в плохие, словно бы вечно дожидались щедрого, великодушного клиента, чтобы он дал им возможность сделаться вдохновенными художниками, ибо для этого они и родились.

Так что жизнь моего отца можно воспринимать как особенно печальную сказку. Был он Спящей Красавицей, а в 1929 году не один - сразу несколько принцев, включая компанию "Белл", принялись его тормошить, обшаривая кусты шиповника. Только потом вдруг все эти принцы на целых шестнадцать лет занемогли. И пока валялись по госпиталям, злая волшебница обратила Спящую Красавицу в Рип Ван Винкля .

Когда разразилась Депрессия, меня забрали из частной школы и я стал посещать обычную. Мое окружение переменилось, я теперь приводил домой совсем других мальчишек - взглянуть, что у меня за отец. Было это подрастающее потомство индианской деревенщины, и эти десятилетние сопляки первыми сказали мне, что отец мой странный, как единорог.

Во времена, когда люди его круга носили темные костюмы, белые рубашки и одноцветные галстуки, отец выглядел так, точно его одевала Армия спасения. Все с бору да с сосенки. Теперь, само собой, мне ясно, что свои наряды он подбирал обдуманно, а тон и ткани контрастировали друг с другом, чтобы смотреться интересно и, в конечном счете, красиво.

Другие папаши вели пресерьезные беседы про уголь, сталь, зерно, лес, цемент и тому подобное, да еще, разумеется, про Гитлера с Муссолини, а мой отец и друзей, и удивлявшихся незнакомцев призывал обратить внимание на какой-нибудь сущий пустячок из тех, что вокруг, на какую-нибудь вещицу, букашку, былинку - нет, вы посмотрите, это же настоящий шедевр. Я притащил домой кларнет, черную штуковину с серебряными вкраплениями, - и услышал от него: настоящий шедевр. И не имеет значения, можно ли на этом кларнете играть. Отец обожал шахматные фигурки, смутно представляя себе, куда их двигать на доске. Как-то мы с приятелями показали ему мотылька - не знает ли, как называется? Он сказал - не знает, но ведь правда это настоящий шедевр!

А еще он был первый гражданин мира, да, возможно, и последний. Политическим раздорам, государственным границам он уделял внимания не больше, чем уделил бы единорог - ну вот, опять: единорог. Красота может встретиться, или ее можно создать, где угодно на планете, а прочее несущественно.