Читать «Боем живет истребитель» онлайн - страница 11
К Акула
Газета произвела чудо: раз был парад, раз выступал Сталин, войска с Красной площади пошли на фронт - враг будет разбит!
Мы все словно очнулись, за несколько минут стали совсем другими. Все плохое теперь исключалось.
С нами радовался и Рахим. Торжествовал потому, что он, как и мы томился и страдал от неизвестности. И не только он - все его односельчане. Судьба Москвы была всем дорога.
...И вот наш полевой аэродром готов. Первыми "опробовали" его летчики-инструкторы. А мы тем временем изучали район полетов, который существенно отличался от прежних своим горным рельефом и незнакомыми названиями населенных пунктов и рек.
Вскоре начали летать и курсанты. Когда инструкторы убедились, что наши летные навыки восстановлены, сами стали отрабатывать ночные посадки и взлеты. Некоторым из нас, в том числе и мне, "крупно" повезло - нас брали пассажирами. На этом, собственно, и завершилась наша "ночная" подготовка, но позже и она пригодилась.
Ушел от нас комэск Друзь. Его сменил отличнейший командир Сергей Сергеевич Левашов. Он оставил о себе у всех нас исключительную память своей человечностью, заботливой требовательностью, пониманием людей, горячим участием в их судьбе.
С уходом старого комэска мне стало легче жить. Попадало мне от него часто, но не всегда заслуженно.
Как-то после окончания полетов все отправились в столовую, а я со стартовым нарядом остался сдавать наше немудреное имущество. К столовой мы подошли позже остальных. Встретивший нас старшина Кузнецов скомандовал:
- Кругом, марш!
Несправедливость была очевидной. Я к старшине, начал ему все объяснять. Тот злится, не дает слова сказать. И надо же было подойти капитану Друзю.
- За пререкание со старшим - пять суток гауптвахты! - не став разбираться, объявил он.
Вот так у меня снова появилось достаточно времени для размышлений. А они были не из приятных. Да еще навещавшие друзья подливали масла в огонь.
- Прав тот, у кого больше прав, - говорили они, выражая мне сочувствие.
Я не мог с этим согласиться, потому что уже успел узнать разных командиров и понял: все зависит от человека, наделенного, властью, от его личных свойств и качеств. Была уверенность: человек, севший не в свои сани, долго в них не продержится. Эта уверенность основывалась на той школе воспитания, которую я успел пройти. Отец мой, идеал честности и справедливости, учил меня никогда не кривить душой.
- Иначе не знать тебе людского уважения, а без него - жизнь не жизнь.
Эти же истины постигал я и от учителей, рабочих. И видел, что непорядочность, душевная глухота, черствость, мстительность, как правило, не прощались, не оставались безнаказанными.
Одного не знал я еще тогда, что такие люди, прежде чем сама жизнь выведет их на чистую воду, способны принести немало зла. Война и в этом отношении преподнесет мне весьма поучительные уроки.
Вторичный арест мог закончиться исключением из училища. Этого я больше всего боялся, переживал. Конец моим душевным страданиям положил капитан Богданов.
- Летать будешь, Скоморохов, - сказал он. - Все уладится...