Читать «Пятая колонна. Отпор клеветникам» онлайн - страница 46

А в 1929 году — Третья «Первомайская» симфония с заключительным хором на слова Семена Кирсанова. Автор прямо говорил, что цель его — выразить «настроение праздника, мирного строительства». Нет, бурчит Волков и решительно опровергает самого композитора: «никаких праздничных эмоций Шостакович в тот период испытывать не мог». Да откуда знаешь? Человеку двадцать два года, он влюблен и любим. В одном этом столько эмоций! Нет, симфонию надо было назвать не «Первомайская», а «Кладбищенская».

Между прочим, музыковед Троицкий, брат Волкова по разуму, живописуя кошмарную советскую жизнь и муки мученические Шостаковича, в статье, посвященной столетию со дня рождения композитора, в качестве примера кошмара указывает как раз на помянутых Кирсанова, «позднее репрессированного», и Безыменского, «оказавшегося жертвой сталинского Молоха». А я знал обоих, и мне достоверно известно, что оба тихо почили в Бозе, первый — в 1972 году, второй — в 1973‑м на 75 году жизни.

Особенно хорошо помню Безыменского, имевшего страсть произносить на съездах длинные речи в стихах. Это был пламенный революционер. Его звали Александр Ильич. Казалось бы, о лучшем отчестве пламенный и мечтать не может. Но Троцкий, написавший в 1927 году предисловие к первой книге поэта, изыскал лучше: Октябревич!

Так вот, Александр Октябревич действительно подвергался репрессиям. Несколько раз его жестоко репрессировал Маяковский:

Уберите этого бородатого комсомольца! Он же день изо дня То на меня неистово молится, то неистово плюет на меня.

Это стоит пяти лет лагерей общего режима. А уж это — десяти лет строгого:

Надо, чтоб поэт и в жизни был мастак. Мы крепки, как спирт в полтавском штофе. Ну, а что вот Безыменский? Так… морковный кофе.

И лет сорок Александр Октябревич прожил с биркой «морковный кофе» на шее. Ужасно! Однако это не остановило Шостаковича, он успешно работал с обоими поэтами…

Оказывается, до Волкова и его собратьев-ревизионистов никто ничего не понимал в музыке Шостаковича, да и сам он не соображал, что делал. Взять хотя бы то, что и в начале творческого пути в 1927 году, как уже сказано, была у него Вторая симфония — «Посвящение Октябрю», его десятой годовщине, и уже в конце, в 1967 году, — симфоническая поэма «Октябрь», посвященная пятидесятилетию революции. Музыковед А. Троицкий пишет: «Удивительно, не правда ли?». И предлагает: «Чтобы поточнее определить свои представления о времени Октября, заглянем в некое «зеркало», самое незамутненное — в стихи Мандельштама». Господи, и когда они оставят его в покое! Когда отвяжутся? Суют затычкой в любую бочку. И почему «незамутненное зеркало», если поэт честно признавался: «Мы живем, под собою не чуя страны»? Наконец, известно, что Мандельштам так, например, выразился о Пятой симфонии Шостаковича: «Нудное запугивание». И добавил слова Льва Толстого о Леониде Андрееве: «Он пугает, а мне не страшно». Ну ладно, ладно, заглянем. И вот…