Читать «В Киеве всё спокойно» онлайн - страница 2

Виктор Васильевич Гавура

Казалось, прошла вечность, как вдруг старик пошевелился! Он сделал вдох, затрепетал бледными пленками век и открыл глаза. Судьба не баловала Бырю, после детдома все у него шло на перекос. Но он бы покривил душой, если бы сказал, что на его долю не выпадали радостные минуты. Не часто, но они случались, и эта, была самой радостной из всех.

— Послушай, дед, лежи тихо и ничего тебе не будет. Крестом клянусь. Я даже рот тебе не буду заклеивать, вот только здесь, сбоку, прилеплю и все, а то кореш будет возражать. Полежи тихо, очень тебя прошу, — ласково погладив старика по плечу, Быря побежал в сторону картинной галереи.

Куцый давно уже отомкнул дверь и, как хорёк в курятнике, метался по залу. Увидев, вбежавшего Бырю, он молча, погрозил ему кулаком, продолжив полосовать картины. Как было договорено, чтобы не мешать друг другу, Быря начал вырезать картины из рам с противоположной стороны зала. В тишине было слышно только, как краска осыпается на пол. Острое лезвие обойного ножа быстро тупилось, и Быря каждый раз забывал выдвигать его из черенка, вспоминая об этом лишь тогда, когда нож начинал рвать полотно картин. Поспешно сворачивая какую-то длинную картину в постоянно перегибающуюся в руках трубу, он не заметил в полумраке и задел, стоящий на подставке бюст. С оглушительным грохотом эта белая голова рассыпалась по паркету множеством осколков, и тут же под подбородок Быре уперлось дуло «Нагана».

— Ты, каз-з-злина! Бырь смоленный, спалить нас хочешь?! — засипел ему в ухо Куцый и тут же попятился назад.

— Лады, лады… Бей посуду, я плачу, — примирительно прошептал Куцый, потирая уколотое место на животе.

Пока Куцый в три прыжка пересекал зал, Быря уже сжимал в руке рукоять финки и, если б тот не перестал качать права, он бы точно его запорол. Не за козла, сам виноват, дал в штангу, ‒ за старика.

— Шабаш, дружаня. Пакуемся и валим? — с ангельской кротостью спросил-попросил Куцый.

С белых стен на Бырю глядели огромные пустые рамы. В тех безмолвно чернеющих четырехугольниках, не было ничего особенного, но не знающего страха Бырю пробрало. Проходя мимо лежащего на своем посту старика, Быря остановился и, отведя взгляд от его жалких, мигающих глаз, твердо сказал:

— Оставь пушку. Мы с нею спалимся. И деду за нее влетит больше, чем за картины.