Читать «Говорящий чугун» онлайн - страница 2

Первыми рабочими нового завода были крепостные крестьяне Коробкова, переселенные сюда из Калужской губернии. А затем потянулись на завод «вольнонаемными» крестьяне окрестных, главным образом раскольничьих сел.

Упрямые кержаки и в заводскую работу внесли свою косность, нетерпимость ко всему новому, замкнутость в своем тесном кругу. Не от кержаков ли и началось засекречивание способов изумительного каслинского литья, которое корнями своими, безусловно, уходит в эти отдаленные века?

Компанейщик Коробков был определенно не глуп. Он быстро и верно нашел своего потребителя-кочевника. Дать кочевнику не мудрую, но удобную и крепкую утварь — вот задача!

Завод начинает отливать из чугуна кувшны-кунганы и так называемые «азиатские чаши» — огромные котлы для варки мяса. И вскоре же Коробков становится азиатским Фордом для кочевников необъятной Азии.

В башкирских улусах, в бурятских и монгольских хотонах, в казахских ковыльных степях, в туркменских аулах и на кривых, узких улочках Бухары, Ташкента и Самарканда — впервые оценили изумительную работу безвестных каслинских литейщиков.

Башкирин, бурят, туркмен или узбек стучали в дно огромного котла и, говорили восхищенно одно только певучее слово:

— Касли!

Окружающие зеваки откровенно завидовали покупателю и, восторженно закатывая глаза, сладко цокали языком:

— Це-це! Касли! Джюда якши!..

Нельзя было не восхищаться. Огромный (человеку по пояс) чугунный котел был несокрушимо крепок и непостижимо легок, ибо был он тонок, словно выгнутый из листового железа, а звонок, как медный колокол.

Безусловно, художественное каслинской литье начинается от этих «азиатских чаш», ибо оно выросло, как естественная высшая ступень из фигурного и технического литья.

«Бежин луг»

Бесконечные обозы с каслинским литьем потянулись на многочисленные ярмарки: Ирбитскую, откуда оно растекалось по всей необъятной Сибири; Петропавловскую, куда съезжались кочевники Казакстана, а с Троицкой ярмарки каслинские кунганы и котлы через армянских и персидских купцов уходили в знойные дали Средней Азии и Ближнего Востока.

Ожила еще более древняя путина — крики ямщиков, ржанье коней, скрип тяжело загруженных телег!

Но все это в далеком прошлом. Древний путь народных переселений, затем «Государев Уральский тракт», стал глухим захолустным проселком. И пыль его, утоптанную ногами многих племен и целых наций, теперь топчем только мы трое.

Вечерело. На западе потухал розовый пепел зари. А завода все еще не видно.

Не сбились ли мы с пути?

В стороне от дороги, в нечастой березовой рощице, взметнулось багряным шелком пламя костра. Не сговариваясь, мы дружно повернули к роще.

Услыхав наши шаги, от огня поднялись испуганно двое ребят на вид лет десяти и двенадцати. Оба были одеты одинаково, как по форме, — в огромных сползающих на уши картузах с полуоторванным козырьками, в ватных, шитых нарост, пиджаках, оба держали в руках по кнуту.

— Чего огнем балуетесь, ребята? Зачем костер развели? — Младший вытер обиженно под носом и ответил неожиданно басом: