Читать «Записки современника» онлайн - страница 96

Tel brille au second rang qui s’éclipse au premier;¹

11 С. П. Жихарев

но в отношении к Соломони смысл этого стиха должно изменить на следующий:

Tel brille au premier rang qui s’éclipse au dernier.

Кто видел Соломони в простой роли Лизеты и после слышал ее в важной партии доны Анны, тот, конечно, заметит эту поразительную разницу в исполнении ею обеих ролей и необыкновенно быстрые ее успехи в области искусства. Не знаю, отчего дирекция русского театра не догадается завербовать ее на свою сцену. Она родилась в России, итальянского у нее один только голос, говорит по-русски как русская и прекрасно образована, играет на скрипке и фортепьяно и танцует прелестно. Вот еще талант, которым публика будет обязана Штейнсбергу, умевшему угадать его.

18 января, четверг.

Наконец удалось мне побывать у Походяшина, с кем и как — о том знать тебе нет надобности. Это человек тихий, скромный и молчаливый, живет более жизнью созерцательною, однако ж не забывает исполнять и некоторые светские обязанности в своем кружку; ростом не мал, худощав и физиономию имеет бесстрастную. Он принял меня ласково, с любовью, но без излишней доверчивости, как следовало принять недоучку-студента. Делал мне кой-какие вопросы, на которые я отвечал как умел, запинаясь и краснея, потому что ничто так не лишает присутствия духа, как желание внушить о себе доброе мнение и опасение проговориться. Спрашивал, где я служить намерен. Я отвечал, что меня обещали определить в иностранную коллегию и что я имею полное удостоверение в исполнении этого обещания, как скоро доставлю в Петербург нужные для сего бумаги. «Это служба довольно видная, — сказал Походяшин, — и для молодого образованного человека может быть очень выгодна в отношении к повышению чинами и другим отличиям; сверх того, она дает средства путешествовать и в чужих краях приобресть такие познания, какие нам здесь бывают недоступны, но между тем в этой службе— разумея ее в некоторой высшей степени действования — есть и свое неудобство: надобно уметь более или менее притворствовать, иначе хорошим дипломатом быть нельзя». Здесь он взглянул на образ спасителя старинного письма, стоящий в переднем углу маленького его кабинета на каком-то продолговатом черном пьедестале, и потом, взглянув на меня, продолжал: «Да, к сожалению, нельзя отвергать, что чем человек простее и прямодушнее, тем менее его понимают в свете, а бескорыстную честность почитают каким-то неслыханным дивом, и так как большая часть людей привыкла судить по своим чувствам, своим видам или своим склонностям, то самые простые, благонамеренные поступки всегда приписывают лицемерию, скрытным намерениям и видам своекорыстным, а между тем настоящим лицемерам тепло на свете: и в политике, и в общественных сношениях, и даже — страшно вымолвить — в самой религии они приобретают народность и уважение. Эгоисты и прошлецы действуют мастерски: для них ничего не значат ни лживые уверения в дружбе, ни предложения услуг тогда, когда знают, что в них не нуждаются, ни коварные улыбки кстати, ни изменническое молчание^ ни вероломные рукожатия — словом, все эти средства обращают они в свою пользу и похищают незаслуженную благосклонность. Вот отчего, при этом несчастном состоянии нашего общества, трудно сохранить себя от увлечения и не притворяться, когда другие притворствуют, не лицемерить, когда вокруг вас лицемерят другие, вот отчего так трудно исполнить заповедь христову: будите мудри, то есть осторожны, яко змия и цели, то есть чисты, яко г о л у-б и е. Согласить осторожность поведения с чистотою сердца: зде премудрост ь!».