Читать «Записки современника» онлайн - страница 19

Мы воспользовались свободною субботою и вчерашним воскресеньем, чтоб съездить в Кусково ¹ гр. Шереметева и Люблино, принадлежащее Н. А. Дурасову,² взглянуть на пространные оранжереи, наполненные померанцевыми, лимонными и лавровыми деревьями и несметным количеством самых роскошных цветов. Нам сказали, что эти оранжереи в настоящее время года бывают во всей пышности и красоте своей. В самом деле, я никогда не видал ничего подобного: совершенное царство Флоры. Кусковские оранжереи удивляют количеством и огромностью своих померанцевых деревьев и богатством произрастаний, но не так чисто содержимы, как люблинские; последние несравненно приятнее и роскошнее: видно, что за всем бдительно наблюдает сам хозяин, которого, как нарочно, тут и повстречали. Он "в продолжение всей зимы имеет привычку по воскресным дням обедать с приятелями в люблинских своих оранжереях. Не предполагая этой встречи, мы было сами хотели завтракать в зелени, для чего и привезли с собою кое-какой провизии, цо гостеприимный Николай Алексеевич до тогр не допустил,' Он видал

Петра Ивановича в доме родственника своего, бригадира Мельгу-нова, и тотчас же пригласил нас обедать с ним вместе. Сколько мы ни отговаривались (разумеется, из церемонии), но он настоял, говоря, что отказ наш его обидит. Он очень богат, а еще более, кажется, радушен. В два часа приехали гости: князь Дмитрий Евсеевич Ци-цианов, князь Оболенский, какой-то красивый француз Моро, две очень хорошенькие и бойкие иностранки, Еф. Еф. Ренкевич, Александр Александрович Арсеньев и доктор Доппельмайер. Всех нас было человек двенадцать, но стол был накрыт "кувертов на тридцать. Только что сели за стол, подоспели новые гости: старинный и люби-мейший учитель пения кастрат Мускети, который дает в Москве уроки дамам и девицам в третьем их поколении, рослый и тучный bon vivant и gourmé, и с ним знакомец мой, молодой Нейком капельмейстер и сочинитель музыки, один из любимейших учеников великого Гайдна, живущий у Штейнсберга. Я удивился, увидя их вместе, но загадка скоро объяснилась: Мускети, как истинный и беспристрастный знаток в дарованиях музыкальных, желая удержать непременно Нейкома в Москве, хлопотал об определении его капельмейстером к Дурасову или к Всеволоду Андреевичу Всеволожскому, которых оркестры считаются лучшими и полнейшими. Я едва мог узнать Нейкома в его огромном жабо, закрывавшем ему всю бороду, и не знаю, как он мог справиться скушаньем, А серьги? — серьги чуть-чуть не с передние колеса моих дрожек ! Бог знает, кто научил его так одеться. Хорошенькие мамзели, смотря на даровитого музыканта, беспрестанно ухмылялись.

Обед был чудесный и,- как сказывал хозяин, состряпан из одной домашней провизии крепостною его кухаркою. У него есть и отличные повара, но он предпочитает кухарку, по необыкновенной!'ее опрятности. Стерляди и судаки из собственного его пруда; чудовища ные раки ловятся в небольшой протекающей по Люблину речке; спаржа, толщиною чуть не в палку, из своих огородов; нежная и белая* как снег, телятина со своего скотного двора; фрукты соб^ ственных оранжерей; даже вкусное вино, вроде шамнанского, которым он беспрестанно всех нас потчевал, выделывается у него в крымских дерецнях из собственного же винограда. Необыкновенный хозяин, а к тому же и не дорожит ничем: «дрянь, сове ршенная дрянь-с !». Князь Цицианов рассказывал^ множество случившихся ,с ним пройсществий, которым нельзя было не удивляться.¹ Между прочим* говорил он о каком-то сукне, которое он поднес князю Потемкину, вытканное по заказу его из шерсти одной рыбы, пойманной им в Каспийском море. Каких чудес нет на свете! К числу этих чудес можно отнести и то, что рассказчик, кушая с величайшим аппетитом, и все жирное, ничего не пил, кроме полузамороженной воды; говорил, что от роду не отведывал ни вина, ни пива, ни даже квасу, а водки и подавно. Он также сам великий хлебосол и мастер выдумывать и готовить кушанье. Александр Львович Нарышкин, первый гастроном своего времени, когда ни приезжает в Москву, ежедневно.почти у него обедает; зато и князя в Петербурге угощают по-барски. После кофе мы хотели было откланяться, но хозяин опять не пустил, прося послушать домашних его песенников, которые, точно, пели прекрасно с аккомпанементом кларнета и рожка; между тем разносили поминутно разных сортов ликеры, домашнего же приготовления, удивительно вкусные: я в жизнь свою таких не пивал. Заметив, что иные наиболее понравились Петру Ивановичу, хозяин приказал несколько бутылок положить нам в сани. Мы уехали поздно; да и как иначе! Не будь дела, а главное, если б я был один, т долго бы еще не уехал. Когда оранжерею осветили, она превратилась в какой-то сад Армиды.