Читать «Эпифания викария Тшаски» онлайн - страница 76
Щепан Твардох
А потом поднимает руки, когда ствол ППШ толкает его в грудь. В километрами тянущемся строю пленных он плетется на восток, их форма с каждым пройденным километром меняется. Из символа принадлежности, носимого с гордостью и честью – орел на левой груди, ленточка Креста на пуговице, знаки отличия на правом кармане – она превращается в клубы тряпья, носимого с иллюзорной надеждой сохранить тепло. Русская шинель, завязанный на голове женский платок, обмотанные тряпьем руки. Богислав думает, что взявший его в плен советский солдат был хорошим человеком, ведь он мог его попросту застрелить, и никто бы ничего не заметил. На самом же деле у Тимофея Кирилловича просто не было уже патронов, так что он толко пугал немца бесполезным ППШ с пустым магазином.
На счастье, вместо Магадана он попадает силезскую шахту. Ежедневно он спускается вниз, из последних сил работает по четырнадцать часов и отупевший, обессиленный возвращается на лагерные нары, уверенный в том, что уже умер. Проходят годы, он же погружается в апатии, разум и душа уподобляются телу. Они становятся сухими, жилистыми, устойчивыми – и избегают всякого лишнего движения, как будто экономя себя на будущее. Когда он лежит на нарах, то не размышляет, не тоскует, не считает дни, не вспоминает о женщинах, о доме, не ожидает посылок (которых ему и так никто не присылает) и не мечтает об амнистии, нет у него никаких надежд или желаний. Он становится животным. Ежится под ударами, которые наносят ему охранники-евреи, и не чувствует к ним никакой ненависти. Он их не боится, к побоям и издевкам относится так, как настоящие люди в истинном мире относятся к мелким неудобствам, следующим, допустим, от погоды. Разве дождь кто-нибудь ненавидит? Нет приятелей, нет врагов.
На нарах рядом с номером 32829, который когда-то был Богиславом, ложится новый заключенный, низкий и худой, в толстых очках в роговой оправе. Я – ксёндз Смоллка.
Только ксёндз Смоллка в лагере находится не случайно, ибо ничего случайно не происходит. Он знает, что у Бога в отношение него имеется план, и в лагерном бараке он может совершить столько же или даже больше, чем совершил бы с барочного амвона, провозглашая окончательные вещи шахтерам, их толстым женам, их жилистым отцам и матерям с толстыми руками и широкими задами. Эти спокойные силезцы, которые живут так, как будто бы ничего не изменилось, лояльно работают на своих грубах (шахтах – силезск.) и гутах (металлургический завод – пол. и силезск.), ибо так следует, как они работали на Гитлера, точно так же работают и на Сталина. Они работали бы и на Наполеона, и на Чингисхана, потому что мир устроен так, что без двадцати пять нужно подняться, идти семь километров до работы, переодеться, спуститься вниз, отработать смену, после сигнала подняться