Читать «Остров Святой Елены» онлайн - страница 7
Анна Александровна Матвеева
На пороге Мама что-то заподозрила, но Лена уже поцеловала ее в щеку, которая напоминала сырое песочное тесто, продававшееся в «Домовой кухне», и не торопясь вышла из дома.
В этот день они с Николя стали любовниками, а вечером смотрела Лена с Мамой телевизор и обильно рассказывала о Маринкиных родителях и старшей сестре Людмиле, которая окончила горный с красным дипломом.
Лена любила беззаветно, но ответно. Так ей казалось. Николя говорил ей приятные слова, возил в рестораны, учил есть салаты вилкой и ножом. Он подарил ей золотые серьги (не кольцо — Лена мечтала о кольце, символе вечной любви, она ведь уверена была в том, что Николя скоро разведется и предложит ей все, что у него есть), которые хранились у Маринки дома (ее мать пару раз надевала их к любовнику) и часто повторял, что Лена — красавица.
Маринкина мать, которая курила и просила звать ее «просто Вера», научила Лену выщипывать брови, делать прическу с чулком и красить губы, смешивая разные помады. Мама была в ужасе, пыталась бороться, но Лена сидела дома, лишь изредка, всегда с предварительным звонком Веры, посещала как бы Маринку, которая стала единственным свидетелем запретной любви. Николя, впрочем, об этом не знал. Он встречался с Леной в какой-то нежилой квартире, обставленной скупо и неуютно, будто в нее свезли со всего города ненужные вещи.
В конце института у Лены пропали месячные. Она спросила у Николя, что теперь делать, и он отвез ее на платный аборт. По тем временам сделали ей все просто шикарно, но детей у нее больше быть не могло — потому что Николя перестал с ней встречаться, а других мужчин она не могла представить рядом с собой, даже Наполеона — кроме того, он ведь уже умер и ожил заново в Николя. Так что круг опять замыкался, не было видно даже следа, где сливались линии.
Николя перестал подходить к телефону и прислал к Лене своего друга, который сказал, что у Николая серьезная проблема: вся семья может поехать в Алжир на три года, но если выяснится, что у Николя любовница, да еще такая молоденькая (тут друг улыбнулся, и Лена увидела, что у него кривые зубы)…
Лена работала в школе и смотрела мимо детей, объясняя им про «Пушкин — это наше все». Они называли ее «русалка» — не потому, что глаза Лены были словно из реки зачерпнуты, а волосы всегда чуть влажные, а потому, что, читая «Лукоморье», она перепутала, сказав: «Русалка там на курьих ножках стоит без окон, без дверей». «Без носа, без ушей», — хохотал отличник, похожий на маленького Николя.
Три года прошло, еще три, еще пять. Десять. Двадцать… Ушел совок, пришел капитализм с нечеловеческим лицом. Умерли от старости коты Петя и Мося. Появились наркоманы, колбаса, книги, лифчики, заказные убийства, доллары, страх, решетки на окнах и парадные на ключах, билеты в Париж, СПИД и компьютеры. Исчезли зарплаты, пафос, чистота, боязнь наказаний, жуткая рожа однопартийности, комсомольские собрания, бескорыстие, девскромность, волосы на женских ногах и когда весь город в одной помаде. Маринка родила тройню, а просто Вера развелась с мужем и уехала в страну, которую Мама, влюбленная теперь в Невзорова, презрительно называла Жидостан.