Читать «Жажда сплочения» онлайн - страница 6

Попробуем вглядеться в то, как этим инструментом воспользовались три страны, начавшие Вторую мировую войну: Германия, Япония, Россия (Италия во многом копировала немецкий опыт, поэтому ее можно для краткости исключить пока). Каждая из них была выстроена на идеологическом фундаменте, сильно отличавшемся от двух других, но каждая объявляла своей великой целью достижение нового порядка, мира и процветания на всей планете. Рескрипт японского правительства, сопровождавший подписание союза с Германией в 1940 году, содержал такие формулировки:

«Утвердить нашу великую правоту на всей земле и превратить мир в единую семью является огромным свершением, исполнение которого завещано нам имперскими предками и к которому мы стремимся всем сердцем денно и нощно. Сокрушительный кризис, обрушившийся сегодня на человечество, грозит бесконечным расширением войны и смятения. Поэтому мы страстно надеемся, что конфликты утихнут и мирное сосуществование воцарится в ближайшее время... Задача предоставить каждой нации ее законное место и всем людям жить в мире и безопасности имеет огромную важность. Она беспрецедентна в истории. Но до достижения ее еще далеко».

Врагами мира и процветания объявлялись те страны, в которых к власти прорвались силы, ставившие корысть и наживу выше всего. В терминологии гитлеровской идеологии эти силы идентифицировались с заговором мирового еврейства. Японская пропаганда неустанно прославляла торжество духовного начала над материальным и именно это обещала насадить в покоряемых странах. Сталинский режим провозглашал неизбежную победу марксизма-ленинизма и полное уничтожение эксплуататорских классов. Но все эти различия идейных позиций не мешали агрессорам выступать в тесном союзе в первые годы войны.

В 1930-е нацистские идеи находили горячий отклик в миллионах сердец не только внутри Германии, но и за ее пределами. Одних привлекал в ней яростный антикоммунизм. Других — призывы защищать права трудового народа. Третьих — взваливание вины за Первую мировую войну на мировой капитализм, призывы к социалистическим переменам. Но главным было то, что каждый немец, припавший к своему радиоприемнику и вслушивавшийся в страстные тирады Гитлера или Геббельса, мог испытать счастливое чувство слияния с миллионами соплеменников.

Так вышло, что в начале 1970-х судьба свела меня в Москве с убежденным русским националистом. Однажды листая американский журнал, лежавший на моем столе, он дошел до рецензии на историческую книгу о Германии, в которой была напечатана фотография: ряды гитлерюгенда, замершие на стадионе с поднятой в салюте рукой. Глаза моего собеседника увлажнились, и он сказал: «Какая была эпоха! Какое единодушие, какой энтузиазм!» И такие же восторги по поводу народного единодушия выражал сорок лет спустя другой русский националист, писатель Проханов, вернувшийся из поездки в Северную Корею и умилявшийся там на демонстрации на улицах Пхеньяна.