Читать «Дзига» онлайн - страница 42

Елена Блонди

— Козел, — с чувством сказал Дзига, нагреб горсть ракушек и швырнул их бело-розовым веером на горячие пятна желтого песка.

— Это ты говоришь или это я вспоминаю, что думала тогда? — Лета тоже загребла ракушек и швырнула поверх, смеясь.

— А думала так?

— Еще бы. Прикинь, какая дивная причина для злости. Так вот проснусь утром, сяду мрачная, кофе пить, и как начну себя жалеть и на всех обижаться. Когда причины есть, это здорово, можно позлиться и после жить дальше. Кстати, предупреждаю, я по утрам бываю очень даже неприятная, брюзжу и раздражаюсь. Не сразу, как проснусь, а чуть позже.

— А потом?

— Потом час обид проходит, и живу дальше. Ах да, я тут в этом море еще и тонула. Ужасно это было, страшно и противно. Еле выплыла. Но!

Лета подняла палец и сделала лицо:

— Если бы знал, какой кайф был перед этим, когда огромная зыбь и меня качало, со всем морем сразу! Я пела. Одна там, над глубиной. Пела и смеялась.

— Ты странная.

— Еще бы. Знаешь, почти всем хочется быть чем-то особенным. Чтоб ах, я избранный. Но если по-настоящему странный, это часто больно. Но одновременно — великий кайф. А что касается прошлого, я помню все — и хорошее и плохое. Но теперь все лежит во мне, оно мое, и мне выбирать, что вспомнить.

— Ты это умеешь?

— Почти всегда. Есть ужасные вещи, которые тяжело успокоить, они не хотят успокаиваться. Маячат. Болят. Но после все равно уходят. Я рада, что не умерла раньше, чем стала учиться управлять воспоминаниями. Понимаешь, не насильно забыть, а именно управлять, вынимая нужное. А забывать ничего не хочу. Забуду и уже стану не я. Да и нельзя мне. Я ведь пишу. Слушай, иди купайся. А то сваришься и обгоришь.

Он кивнул и встал. Ушел к морю, постоял на мокром песке и кинулся в тихую воду, разбивая плавленые солнечные звезды и сыпля на них сверкающие брызги воды.

Лета медленно огляделась. Есть множество слов, затертых до полной потери первоначального смысла, мелькающих так часто, что внутренний глаз привыкает и не реагирует. Или морщится. Как при виде упаковки стирального порошка с надписью «Ассоль» и алыми парусами на картинке. Сказала бы она — это неправильно и возмутилась измочаленности слов. Но большинство из них все равно не годились, так что пусть истираются. Она сидит и — впитывает? Вроде бы, верно по смыслу, но само слово ужасно, не хорошо. А лучше сказать — она врастает в мир. И это идет без перерыва, постоянно. Сидя и стоя, во сне и (наяву? — нет-нет) проснувшись, она (ощущает? — нет-нет) чувствует это беспрестанное шевеление, похожее на медленный неуклонный рост стебля и разворачивание листьев. Вот — это так. И все, к чему обращается ее взгляд, все это точки, способные вырасти в будущие сюжеты. Точки опоры для Леты в силе, и каждую из них она может использовать, легким нажатием взгляда и летящего внутреннего усилия. Тогда возникнет снова — пляж, усыпанный плоскими серыми камушками и на нем медная башенка керогаза, беззаветно держащая на себе тушу эмалированного ведра, а рядом двое пьют светлое вино из полиэтиленового пакета, сунув в проверченную дырочку сухую соломинку. Или немыслимо желтая трава волнами по горбатым холмам, сухая глина старого огорода, а в ней круглые тяжеленькие картошки, с теплыми розовыми бочками. И двое за тонкими дощатыми стенами халабудки спасателей — спасаются от всего, утопая друг в друге. Без всякого вина, оно им тогда не нужно было. А еще можно написать ладонь с камушком, исписанным морскими рунами, и будет легенда о племени молчаливых, которые бывшие рыбы.