Читать «Дело о мертребе» онлайн - страница 2
Н Огнев
— Да что же это такое, лешего черта, скотство! — жмуря левый глаз, чтобы видеть хоть правым, — шарил Малкин уже озябшими, коченеющими пальцами; колени стали деревянными от холода. Малкин встал, пхнул велосипед ногой, тиснул в левый глаз кулак и запроваливался по снегу к дороге.
На дорогу выполз, — перейти канаву было невозможно, — и, сразу облепив ногу смытой было в лесу глиной, — слоновьи затопал вперед, скользя, ругаясь и по временам хныкая.
— Вот тоже одно из слагаемых, — против воли резвилась мысль. — Ну, как тут не дойти до отчаянности, до паники? Где сейчас найти человека без внутренней паники? Коммунисты одни, может быть… А паника доводит до бешенства. Вот я: хоть сейчас зарежу кого угодно. Ей-богу. Одно преступление совершил — казенное имущество бросил. Зарежу, а потом с уверенностью буду доказывать, что прав. Это тоже следствие революции — уверенность, апломб. Сейчас все во всем уверены. Каждый прав. Без уверенности и не проживешь. Внутри — паника, слякоть, черт знает что, а снаружи показываешь полную уверенность в себе. Взять хоть меня: ну, какой я к шуту инструктор образования, когда я — бухгалтер! А между тем, — фигуряешь: педагогический метод… Песталоцци, морально-дефективный ребенок… Или вот эти три грации в пятом доме: психологический подход… Франциск Ассизский… а у самих все дельные педагоги ушли, остались три бабы — и-и-и мучают ребят… Безобразие, ей-богу. Нет, уверенность, апломб, это сейчас главное.
Уже в прозрачных сумерках подошел Малкин к старинному белому дому с корявой вывеской: «Детдом II ступени № 5» и
— Это ви… Это ви… А ми… ни знайт, што ви приедет так поздн…
— Где обсушиться? — не слушая, говорил Малкин. — Да пошлите вы…
— А у нас такой слючи, такой слючи… Я прьямо голову потеряла.
— …пошлите кого-нибудь из ребят в лес…
— …ви извиняйт, што ми вас визивайт…
— …Я велосипед оставил за канавой, около дороги. Пошлите ребят за велосипедом, — твердо-резконачальнически перебил Малкин… — Я велосипед оставил около дороги…
— Я слышаль, — с твердым негодованием и так же уверенно ответила дама. — У нас тоже слючи, у нас ест мертви ребонк.
Удар в сердце
Люся Оболенская, когда-то в детстве княжна, теперь — просто девочка, бежала в кладовую за лампой; в темноте схватили за платье.
— А я тебя ищу, — сказал таинственный Нюшин голос; Люся любила таинственное, а у Нюши всегда были тайны. — Я тебя везде искала, знаешь. Вот, с этим ребенком, с мертвым-то, знаешь?
— Ну, и что же? — перестала дышать Люся.
— Ну, и тебя подозревают.
— Чтооо? Кто?
— Подозревают, что ты родила. Вот. Я, как подруга, знаешь, должна, конечно, тебя предупредить. — Дальше нюшины слова посыпались дробной стрекотней швейной машинки над самым люсиным ухом. — Я слыхала, как грации совещались. Я у самой двери стояла, и Гильза Юстовна про тебя, что это ты, говорит, потому что ты уже в «четвер-ты дески дом», и отовсюду тебя исключают по случаю характера, и что нужно тебя, говорит, освидетельничать, и что от тебя ма-арал-ная зараза, а я, знаешь, даже не поверила, потому что ты мне подруга…
