Читать «О любви я молилась» онлайн - страница 29

«Хорошо. Я приму решение.» — сказал он резко, почти с угрозой. В памяти Зарины его ответ пропечатался неожиданно хорошо — отложился, запомнился. И даже не ответ, а тон, каким были сказаны слова, и сделанный на фразе упор, а еще — выражение его лица.

Какое же решение ты принял тогда, Дима? И какое это уже имело значе­ние? Ведь в тот момент, когда фраза была произнесена, любовница уже была в твоей, в нашей жизни. И уже был сделан любовный приворот. И порча на смерть мне. И уже поезд нашей жизни был пущен под откос!..

Заноза

Первые два дня по возвращении из Италии проходили сумбурно и бурно: разбирала чемоданы, дарила подарки, устроила прием гостей. Решила с помощью этого приема одним махом убить двух зайцев: побаловать родных и друзей отличным красным винцом, которым меня в избытке снабдили итальянские знакомые, а заодно поделиться впечатлениями о поездке сразу со всеми, чтобы не встречаться с каждым по отдельности и не тратить время на одни и те же разговоры. Вернувшись, я некоторое время сохраняла инерцию прежней жизни — итальянской, лучезарной, — и, пригласив гостей, пыта­лась смягчить для себя переход к жизни рутинной, семейной, которая сразу же стала меня угнетать. Увы, хлопоты по приему гостей сопровождались постоянными разборками с Димой: мы продолжали выяснять, что было «не так» в разлуке и кто из нас «правее». Я постепенно трезвела, возвращаясь из итальянской сказки в повседневность к привычным реалиям, и переход был болезненным. К тому же позиция, которую занял Дима по отношению ко мне, отнюдь не способствовала оптимизму. Где оно, уважение и признание чужих прав и достоинства — итальянское благородное отношение к человеку, к личности? Где глубокое понимание ближнего и его всепрощение? Как мне не хватает теперь этого всего после Италии в отношениях с Димой, который своим скандальным поведением и истериками не тянет даже на самого невос­питанного итальянца: он совсем из другого теста!

А еще энергетическая перестройка: я очищаюсь, выхожу из энергетики Италии, которой пропитана насквозь, и проникаюсь энергиями своей родины. Переход чувствительный, как и смена понятий, привычек и стереотипов, норм поведения. Наконец все как бы успокаивается, устраивается, очищается от наносного и второстепенного, и я тоньше и лучше начинаю воспринимать все меня окружающее, в том числе и самого Диму.

...На третий день мы уже на даче. Ласковым утром девятнадцатого июля две тысячи шестого года мы прогуливаемся по нашей замечательной зеленой улочке, которой я всегда любуюсь, сколько бы по ней ни путешествовала. Беру Диму под руку, прижимаюсь к его предплечью, муркаю: «Какая я вся в тебя влипшая!» В общем, пытаюсь как-то «подлизаться», чтобы сгладить и компен­сировать все неприятные стороны перипетий истекшего периода. Сегодня мы вдвоем, без посторонних, и все как будто идет без сбоев. Мы прогуливаемся, я к Диме прижимаюсь, он слушает мои слова и улыбается как бы довольной улыбкой, и вдруг. я получаю удар в сердце — прямой и неотразимый: «Я Диму потеряла!» Я не понимаю, откуда, как и почему ко мне приходит это зна­ние, эта убийственная информация, разящая меня наповал, только я понимаю, что так оно и есть, так оно будет — полученное знание неотвратимо и бес­поворотно: хочешь — плачь, хочешь — кричи, хочешь — уйди в космос, но ничто уже не изменит «статус-кво»: все уже произошло — потеря состоялась! А то, что я могу, что я в состоянии сделать, — это лишь констатировать свер­шившийся факт, в который проникла своей душой, своей превосходной инту­ицией. Отныне я это впечатление не забуду никогда, как и ощущение чего-то такого, что застряло в моем муже так же бесповоротно — застряло занозой, как данность, как судьба, изменить которую не в человеческих силах.