Читать «Заколдованная душегрея» онлайн - страница 18

— Заходи, Степа! — хмуро отвечал Гришка. — Тут у нас такое деется…

— Погоди! — одернул его дед. — С чем пожаловал, Степан Иванович?

Редко, очень редко Стеньку именовали с «вичем», и не дурак он был — понял, что в беде всякого приветить рады, от кого пользы ждут, хоть земского ярыжку — не по своей же воле он на ночь глядя притащился, стало быть, его из приказа прислали…

— Подьячий Гаврила Михайлович Деревнин кланяться тебе, Назарий Петрович, приказал.

— Ну, садись.

Стенька сел и показал деду глазами на Гришку.

— Да ладно, — буркнул дед. — Сказывай уж, с чем пришел.

Стенька как мог связно передал домыслы подьячего Деревнина.

— Стало быть, не может он понять, как Родька тещу удавил? — уточнил дед. — Ну так и не надобно… Кланяйся подьячему своему, скажи — благодарствуем на добром слове, да только пустые это хлопоты…

И два вздоха разом, дедов и Гришкин, услышал Стенька.

— Это почему ж? — возмутился он.

— Да чего там… — проворчал Гришка. — Все одно завтра это выплывет, ведь сколько баб знает! С утра на всю Москву и растреплют!

— Дурак ты, Гришенька, — уставившись в столешницу, молвил дед. — Вот так все сразу и надо выболтать…

— Да что стряслось-то? — уже почти возмущаясь дедовым упрямством, спросил Стенька.

Стряслось же вот что. Когда тело покойницы Устиньи привезли на двор и поставили греть воду, чтобы обмыть его, Татьяна послала свою невестку Прасковью, вдову Родькиного брата Фрола, взять в дому у Устиньи что следует из ее вещей. Поскольку Прасковья и раньше туда хаживала, дворовый пес ее знал и в дом бы, надо полагать, пропустил.

Прасковья взяла с собой еще двух баб и отправилась за вещами.

Обнаружилось, что в дому у Устиньи непорядок, короба раскрыты, а таких важных в женском хозяйстве одежек, как шуба, зимние чеботки с загнутыми носами, зимний же опашень с частыми пуговками сверху донизу, а также нарядная душегрея, нет. Причем видно, что человек, перебиравший короба, искал чего получше. Две исподницы, одна белая, другая красная, выложены на лавку, да там и остались. Несколько тканых поясков — тоже. Что еще пропало — Прасковья так, сразу, сказать не могла.

Мог ли Родька допиться до такого скотства, чтобы прийти в дом к теще, удавить ее кушаком, раздеть, вскинуть тело — на одно плечо, а узел с вещами — на другое, да и направиться, избавившись от тела, к кружечному двору, пропивать добычу, — такой жутковатый вопрос встал перед осиротевшим семейством. Зная, что пьяный человек за свои поступки не отвечает, дед Акишев уже внутренне согласился с тем, что Родька убил тещу. Только вслух признавать этого не желал…

Татьяна — та вовсе едва ль не в беспамятство впала, мало того что матери лишилась, так и все следы к мужу ведут… Говорить с ней было бесполезно. Потому дед позволил соседкам увести ее и малышей. Осиротевшую семью на ночь разобрали по домам, а мужчины, Акишев и Гришка Анофриев, остались думу думать. Да что-то плохо это у них получалось…

Разложенные кушаки — вот что Стеньку смущало. Не выбирал же этот олух, каким лучше тещу удавить! Надо полагать, она сама свое добро перебирала, когда его нечистая сила принесла, вот пьяный Родька и подумать не успел, как орудие удушения в руках оказалось. Выходит, и все разумные рассуждения Деревнина — недействительны. Не распоясывался этот дурак на бегу под шубой, а орудовал в тепле и уюте.