Читать «Шесть гениев» онлайн - страница 75

Север Феликсович Гансовский

— Очень хорошо, господин Кленк, что вы зашли. Почему вас так давно не было? Мы как раз получили новый номер «Physical Review», в котором есть статья, помните, того молодого скандинавского ученого… Что вы, вы меня совсем не затруднили. Напротив, целый день я лентяйничаю. Сегодня нет почему-то ни одного человека. Можете работать, сколько вам нужно будет. А потом просто захлопните дверь. Она с французским замком…

Время проносилось над старушкой-девушкой, не задевая ее. «Молодой скандинавский ученый» стал уже великим физиком. Что же касалось меня, то сегодня я сделался для всех «человеконенавистником» и «кровавым маньяком», а для нее оставался все тем же юношей, который когда-то впервые скромно вошел в зал с зелеными лампами.

Она пошла за журналом, а я вышел на балкон выкурить сигарету.

Я сел на скамью, вытянул усталые гудящие ноги. Вместе с пачкой сигарет из кармана вынулся листок. Что такое?.. О, господи! Это было опять письмо Бледного, которое я так и не успел прочесть. Что же он мне пишет оттуда, где уже невозможно получить ответ?

Я придвинулся ближе к свету.

«Имейте в виду, у меня было распоряжение в крайнем случае попросту убить Вас. Убрать. Так что не воображайте, что Вы уж очень от меня отличаетесь. Мы оба прошли одной дорогой, только я был последовательнее.

И вообще, если открытие никому не принадлежит, его все равно как нету. Что же до Вашей теории „усилия“, то подумайте, что было бы, если б Валантен написал свои картины, а потом уничтожил их.

С уважением Ф. Цейтблом».

В этом и заключался его последний аргумент. Он высказал его в письме, чтобы у меня не было возможности возразить. Хотел уйти, обманув всех.

Я закурил.

Действительно, наши дороги сходились. Дико и странно, хотя я всю жизнь трудился, а он не делал ничего. С разных сторон мы двигались, и вот пришли к одному и тому же.

Ужасно!.. А между тем я уже начал было бороться. Только я боролся против, против Крейцера и Дурнбахера. А за что?.. И чего я достиг? Крейцер вставит себе новые зубы, и у нас все пойдет по-старому. Моей теории и в самом деле нет, если она не принадлежит никому. Мертвый Цейтблом прав: деяние, а не усилие — вот смысл бытия.

Я чувствовал себя совсем разбитым, и на сердце было бесконечно пусто. Неужто нет никого, кто протянет мне руку?

Не должен ли я был начать мыслить политически?

Я вошел в зал библиотеки и сел на стол. Какая-то книга лежала передо мной, я механически потянул ее к себе.

XIV

Утро на Рейне.

Высоко стоит уже солнце. Высоко небо. Я иду луговой дорогой среди трав. Желтеют поздние цветы мать-и-мачеха, тяжелые шмели гудят над медуницей. Полевые вьюнки перемешались с фасолью, и чертополох важно наклоняет головку.