Читать «Республика попов» онлайн - страница 62

Дядя был уже сильно растроган. Опять завел старую песню, — ты, да Маргитка, да я, как бы хорошо нам было вместе… Из трактира все трое вышли в приподнятом настроении. Хорош был Мотулько, слабейший из двойни, еще в утробе матери притесняемый более сильной сестрой. Батюшки, как он молол языком, как приплясывал, стараясь развеселить собутыльников, находившихся в расстроенных чувствах. На площади Мотулько перешагнул через низенькую решетку, ограждающую квадратный газон, на котором, как на ковре, стояла дева Мария. Оба Менкины таращились в небо, стоя под развевающимся плащом Марии. Мотулько читал латинскую надпись на цоколе:

— «Ad Majorem Dei Gloriam ac Honorem Mariae Immaculatae Virginis renovare iussit Mathias Malobiczky princeps… anno Domini…» И так далее. Да простит мне пресвятая дева, — вздохнул он благочестиво, — но я, как бываю тут, всегда читаю эту надпись и всегда, по крайней мере мысленно, как собачонка ножку того-с…

— Тут дева Мария, а ты — «собачонка»… Не кощунствуй, Мотулько! — строго сказал ему Большой американец.

Мотулько потащил его к себе на газон.

— А ты, дева Мария, не должна была допускать… Чтоб, прости за грубость, всякая свинья имя свое на твоей статуе писала… Ad Dei Gloriam… Как раз! Во славу твою… Нет, дева Мария, зря ты это позволила, лучше б ты ему руки переломала.

Подвижный Мотулько уже поволок обоих долговязых Менкинов через площадь, к фарскому костелу; остановились у балюстрады, под которой кучей навален был песок.

— Видишь? — спросил он американца.

— Вижу. А что именно?

Улица, где они стояли, вела к вокзалу. К ней спускался от костела пологий склон, весь перекопанный, заваленный строительным материалом. К этому-то месту и относилось светлое воспоминание Мотулько:

— Когда я приехал сюда из Вены подмастерьем, красивый был склон. У аббата был на нем густой сад. Груши были, яблоньки, поверишь ли, груши с кулак! К площади через сад вела одна тропинка. И я, хоть взрослый был уже парень, подмастерье — никогда не мог удержаться, всякую веточку, бывало, потрясу. Так что здесь был сад аббата, а вон там лежал участок старухи моей. Хороший участок. Было да сплыло, — Мотулько так вскипел вдруг, что подскочил даже. — Сплыло потому, что пан комиссар вбил себе в голову построить памятник себе. До него никто ничего не строил, никто город не украшал, а вот комиссар строит. И мой участок, участок старухи моей — тю-тю! — пан комиссар себе оттягал, в свой золотой фонд… — Тут Мотулько легким движением руки как бы смел все, что было вокруг. — И начал строить комиссар!.. — Мотулько дунул на ладони по привычке и, засучив рукава, тотчас показал на песке, как строит комиссар. — Вот комиссар построил балюстраду, на ней свечки — канделябры. — Мотулько сделал ограду из песка. — Ах, что это? Плохо! Отставить! — Он передразнил барственную интонацию комиссара, сдунул миниатюрные канделябры, ногой разбросал песчаную ограду. — Недостаточно все это грандиозно. На балюстраде не высечешь ведь «К вящей славе божией»… и имя — Матиас Малобицкий, anno Domini, — Мотулько нарисовал чертеж на песке, объяснил: — Вот тут стоит костел, а тут — на моем участке — воздвигнутся палаты Малобицкого. А этот холм и костел на нем, — Мотулько опять заговорил высокопарно, подражая речи комиссара, — мы превратим в словацкий Акрополь по примеру города Ружомберока, где покоится бессмертный Андрей Глинка… Нет, лопну от злости, и в могиле буду — лопну, если только когда-нибудь в этом самом «Акрополе» похоронят нашего комиссара. А коли еще и набальзамируют его вдобавок — тогда на все стороны меня разорвет.