Читать «Записки благодарного человека Адама Айнзаама» онлайн - страница 5
Хамуталь Бар-Йосеф
Летом 1974-го, после обследования у сердитого доктора, я вернулся в клинику, чтобы провести там конец лета и осень. Затем меня направили в специализированный центр реабилитации в Тель-Авиве. Заполнили историю болезни, в которой я случайно подглядел диагноз: речь шла о весьма серьезном душевном заболевании. В результате значительных усилий, заслуживающих отдельного описания, я начал работать, с помощью людей из Хабада, в Комитете национального единения — по-прежнему соблюдая режим строгого медикаментозного лечения и будучи не в состоянии ни читать, ни что-либо осмыслить или запомнить, или просто сконцентрировать внимание. Дважды в месяц проделывал на автобусе путь в психиатрическую лечебницу. Получасовая поездка, переправляющая человека из одной действительности в другую. Аптеки и рецепты на лекарства были для меня единственным реальным миром. Моим миром: до сего дня я иногда говорю: ‘у нас’, имея в виду психиатрическую больницу. Параллельно продолжал посещать университет, бродить между корпусами, заглядывать в библиотеку. Было страстное желание, неотступная мечта, снова обрести возможность читать. Вернуться в то состояние, когда можно не просто держать книгу в руках, а прочесть ее всю до конца.
Газетный киоск оказался единственным местом, где я мог с кем-то поговорить. Единственным, где меня соглашались выслушать. Знакомство с Яэлью постепенно переросло в некое подобие дружбы. Меня все чаще и чаще встречали здесь с улыбкой. Через несколько месяцев мы начали приступать к беседе и завершать ее рукопожатием. Однажды я подошел к киоску, а ее не было там. Вместо нее сидел молодой мужчина с волнистыми волосами. Черные кудри разлетались на ветру. Глаза были карие, очень темные. Голос звучал тихо и деликатно, гораздо мягче, чем голос Яэли. В нем отсутствовала присущая ей нотка решительности. Он был чуть выше меня ростом и небрежно одет. Взгляд выдавал некую тревогу, мне показалось, что он вечно во всем сомневается. Возможно, не слишком уверен в себе. Я спросил:
— Когда придет госпожа?
Он ответил, что госпожа тотчас прибудет, и она действительно появилась чуть позже, но не представила его мне.
В ту пору наши отношения с Яэлью до того укрепились, что она даже несколько раз просила меня приглядеть за киоском, когда отходила к телефону или в туалет. Обычно, приблизившись к киоску, я снимал с головы кипу, которую носил из-за своей работы в Комитете национального единения (религиозном учреждении) и в шутку пояснял, что снимаю рабочую одежду, тут же заглядывая мельком в газету. Тогда я впервые рассмотрел вблизи почерк госпожи Яэли Ядид. Буквы были крупнее, чем у меня, и с какими-то завитушками. Не похожи одна на другую. Даже одна и та же буква в разных местах выглядела по-разному. Не было у них единой формы. Часть сидела на строке, а часть как бы повисала в воздухе. Что-то в них свидетельствовало о мечтательности и явно противоречило показной решительности. Я пригласил ее на чашечку кофе. Поначалу она приняла мое предложение с сомнением и настаивала на своем праве уплатить за себя. Потом смирилась.