Читать «Палачи и жертвы» онлайн - страница 65

Кирилл Анатольевич Столяров

Сказано — сделано: из ранее составленного протеста изъяли все, так или иначе связанное с Черновым, и дополнительно подготовили прокурорское заключение по вновь открывшимся обстоятельствам в деле Чернова.

О чем же шла речь в этом заключении? Во- первых, все признательные показания Чернова на предварительном следствии, как явствовало из текста, были получены в результате применения к нему мер физического воздействия, что нашло подтверждение в протоколах допросов бывших работников Следственной части по особо важным делам МГБ и МВД, а также в показаниях бывшего начальника Внутренней тюрьмы Миронова и бывших начальников Лефортовской тюрьмы Дуринова и Захарова. Во–вторых, Чернов, исполняя должность начальника секретариата МГБ СССР, в допросах арестованных не участвовал и процессуальным лицом правоохранительных органов не являлся, а потому не может. нести уголовную ответственность за фальсификацию протоколов следственных действий. И наконец, в-третьих, направляя жалобы и заявления арестованных не тем, кому они были адресованы, а в Следственную часть МГБ, Чернов выполнял указания своего непосредственного начальника — министра Абакумова, и эти его действия не противоречили требованиям главы 18 УПК РСФСР (в редакции 1926 г.). Поскольку других обвинений ему не предъявлялось и доказательств его виновности не установлено, уголовное дело в отношении И. А. Чернова подлежит прекращению за отсутствием состава преступления.

А теперь зададимся правомерным вопросом: где же здесь открытие чего–то нового, хоть какая- нибудь малюсенькая деталь, ранее неведомая суду и следствию?

Ведь бывшие следователи и бывшие начальники тюрем МГБ допрашивались в 1953–1954 годах в связи с делом Берии и его ближайшего окружения, а также по обстоятельствам незаконного привлечения к уголовной ответственности евреев–врачей и так называемых мингрельских националистов. Иными словами, абсолютно все, что они творили с арестованными, в том числе и с Черновым, было доподлинно известно государственному обвинителю Руденко задолго до Ленинградского процесса по делу Абакумова. Что же касается остальных обвинений, в свое время предъявленных Чернову, то и тогда, в 1954 году, они, оказывается, не стоили и выеденного яйца, не основывались на законе. Отсюда невольно напрашивается вопрос — а есть ли разница между Руденко и Вышинским?

Короче говоря, оба упомянутых выше документа 2 августа 1991 года снова попали в Верховный суд СССР и должны были рассматриваться на очередном пленуме, в третьей декаде того же месяца. Но 19 августа, как мы помним, грянул путч, из–за чего пленум отложили. А когда его проводили в последний раз перед распадом Советского Союза, дело Абакумова тихо–тихо сняли с повестки дня. Почему? Точной мотивировки я не знаю, однако догадываюсь, что высокие судьи, выражаясь словами классика, убоялись «княгини Марьи Алексевны». Дельце–то, сами понимаете, пресловутое, одиозное, какой же резон под занавес клеить на себя сомнительного свойства ярлык?