Читать «Дюма. Том 45. Жорж. Корсиканские братья. Габриел Ламбер. Метр Адам из Калабрии» онлайн - страница 17
Александр Дюма
— Остров не более наш, чем ваш, господа белые, я это хорошо знаю, — робко ответил Мюнье. — Но если мы будем спорить об этом в то время, когда нужно сражаться, то вскоре он станет и не вашим и не нашим.
— Довольно! — воскликнул командир батальона, топнув ногой, чтобы заставить своего собеседника замолчать. — Довольно; состоите ли вы в списках национальной гвардии?
— Нет, сударь, ведь вам это известно, — ответил Мюнье, — когда я явился к вам, вы отказались принять меня.
— Ну хорошо, а чего же вы хотите теперь?
— Я прошу разрешения следовать за вами как доброволец.
— Невозможно, — сказал толстяк.
— Но почему невозможно? Ведь если бы вы захотели, господин де Мальмеди…
— Невозможно, — повторил командир батальона, гордо выпрямляясь, — господа, которыми я командую, не хотят, чтобы среди них были мулаты.
— Нет! Не нужно мулатов! Не нужно мулатов! — в один голос закричали национальные гвардейцы.
— Но тогда ведь я не смогу сражаться, сударь, — сказал Пьер Мюнье, в отчаянии опустив руки и едва сдерживая слезы, дрожавшие у него на ресницах.
— Организуйте отрад из цветных и станьте во главе их или присоединяйтесь к отряду чернокожих, который последует сейчас за нами.
— Но… — прошептал Пьер Мюнье.
— Приказываю вам покинуть батальон, я вам приказываю! — грубо повторил г-н де Мальмеди.
— Идемте же, отец, идемте, оставьте этих людей, ведь они оскорбляют вас, — послышался дрожащий от гнева мальчишеский голос, — идемте…
Кто-то стал оттаскивать Пьера Мюнье с такой силой, что он сделал шаг назад, произнеся:
— Да, Жак, я иду с тобой.
— Это не Жак, отец, это я, Жорж.
Мюнье с удивлением оглянулся.
Действительно, то был Жорж: он вырвался из рук негра и подошел к отцу, чтобы преподать ему урок чести.
Пьер Мюнье опустил голову и глубоко вздохнул.
Рады национальной гвардии выровнялись, г-н де Мальмеди занял место во главе отрада, и солдаты двинулись ускоренным маршем.
Пьер Мюнье остался с сыновьями; лицо одного из них было багровое, другого — мертвенно-бледное.
Мулат бросил взгляд на пылавшее лицо Жака и побелевшее лицо Жоржа; и то и другое было для отца горьким упреком:
— Ничего не поделаешь, дорогие мои дети, вот так-то.
Жак по натуре был беспечным философом. Вначале эта сцена произвела на него, разумеется, тягостное впечатление, но здравый смысл помог ему быстро утешиться.
— В конце концов, ну и пусть этот толстяк презирает нас! — сказал он отцу, прищелкнув пальцами. — Мы богаче его, не правда ли, отец? Что же до меня, — добавил он, взглянув на мальчика с воротником в фестонах, — пусть только мне попадется этот сопляк Анри, и я задам ему такую взбучку, что он запомнит ее надолго.
— Мой дорогой Жак! — воскликнул Пьер Мюнье, как бы благодаря его за утешение.
Затем он обратил взор на младшего сына, чтобы проверить, настроен ли он так же благоразумно, как старший.
Но Жорж оставался безучастным; все, что отец мог заметить на его холодном лице, была чуть заметная усмешка; впрочем, как ни было его лицо непроницаемо, в этой усмешке таилось столько презрения и жалости к отцу, что Пьер Мюнье как бы в ответ на невысказанные мальчиком слова воскликнул: