Читать «Холоп августейшего демократа» онлайн - страница 158

— Ладно, ты потиху людей уводи, которых сымаешь, и слышь, чтобы ни один в лагерь ни ногой...

— Да нешто я не понимаю, Бей. Как там молодая Званская?

— Уже знаешь? Плохая была, когда дохтур всех из будана моего попёр. Он говорит, голова целая. И какому выродку дитя наивное помешало?..

— А вы это. Еноха ейного отыскали? — спросил Сар-мэн, подходя к атаману почти вплотную, атаману показалось, что в го­лосе подручного звякнули какие-то недобрые нотки.

— Не, шарят ещё там у ручья, да, боюсь, всё бестолку будет, мот, его тело водой отнесло куда...

Со стороны входа, у которого всё продолжали толпиться люди, правда, сейчас это были в основном бабы, послышались радостные возгласы.

— Ну, чего там нового приключилось, Митрич? — шуманул Макута.

— Да всё хорошо, атаман, — вскорости доложил ордина­рец. — Ожила барынька, пить запросила. Дохтур с Гопсихой над ейной рукою колдуют.

— Ты поди-ка да передай айболиту, пущай он у ней вы­ведает, кто их мордовал и где её барчук городской. Мот, что путёвое скажет.

Машеньку уже не единожды про это спрашивали, но го­лоса и сами люди, задававшие вопросы, были где-то далеко­далеко, и слова их походили на какой-то дальний звук не то трубы, не то локомотивного гудка. Девушка скорее ощущала своим беспомощным телом, чем понимала разумом, что с ней что-то произошло, произошло страшное и необъяснимое. Лю­бая попытка напрячься и хоть что-то вспомнить заканчивалась резкой хрустящей болью в затылке, и смутные картины жиз­ни с нечёткими бухающими звуками проваливались в звеня­щую темноту. В очередной раз вынырнув из этой пугающей своим небытием бездны, она попыталась попросить воды, и её услышали! Её поняли, и холодная, сладкая, как мёд, вла­га медленно покатилась по горлу куда-то внутрь. Вода по­действовала как снотворное, начал доходить наркоз, и она не провалилась в беспамятство, а безмятежно заснула крепким сном. Спала и не чувствовала, как подшивают кожу на голо­ве, как в деревянной от сильнейшей анастезии руке орудует доктор, как Эрми, удивляя всех, составляет её раздробленные кости, и они, словно смазанные каким-то невидимым клеем, стягиваются и принимают свой первозданный вид. Машеньке грезилась мать, будто они о чём-то всё говорят, говорят и ни­как не могут наговориться. Потом снился Енох, какой-то весь виноватый, обиженный, убегающий от неё, а за ним, за её лю­бимым, бросается вдогонку Эрми, и вот они исчезают за греб­нем поросшего высокой сухой травой пригорка. Ревность и обида душат её. Плюнув на всякие приличия, она осторожно, извиваясь, словно змея, ползёт к гребню того пригорка. Трава прячет её, вот она уже у самого края и слышит неясное утроб­ное рычание, осталось только протянуть руку, и раздвинуть сухие стебли. Машенька хочет это сделать и боится, а урчание Эрми становится всё громче и отчётливее. Мысли путаются, девушка не может поверить в открытую подлость самых близ­ких людей и уже собирается незаметно уползти назад, но в последний момент неведомая сила заставляет её, приникнув к траве, глянуть вниз, и она каменеет от ужаса. Эрми в обли­ке не то человека, не то тигроподобного зверя рвёт острыми клыками растерзанное тело Еноха; вся перемазанная кровью, она, кажется, не замечает ничего, что творится вокруг. Вдруг их взгляты встречаются, Эрми приветливо ей улыбается и, за­пустив руку глубоко в изуродованную грудину, вынимает ещё трепещущее сердце: