Читать «Холоп августейшего демократа» онлайн - страница 136

Входит он в знакомый до оскомины трибунал и направляется к своему законному месту экзекутора, а его останавливает странно­го вида страж, какой-то весь плоский и благообразный, и без вся­ких объяснений заталкивает его в клетку для подсудимых. Не успел Эдмунди Чекисович и опомниться, как за ним лязгнула решётчатая дверь, и сухо, как выстрел, щёлкнул запирающийся замок.

Подковообразный торжественный зал Всенародного Трибу­нала с этой скамьи выглядел совсем иначе, чем с его привыч­ного кресла. Всё было более приземисто, тускло, убого и отда­лённо напоминало хлев, даже золочёная вершина демократии, судейский стол, и тот смахивал на разбухший гроб. Но более всего жандарма поразила публика, собравшаяся в зале. Здесь не было ни блещущих погонами и аксельбантами военных френчев, ни шитых золотыми позументами статс-мундиров, ни кри­нолинов падких до страшных приговоров придворных дам, на жёстких и неудобных дубовых стульях сидели книги. Сотни, а может, и тысячи разномастных, худых и толстых, старых и ещё блещущих молодым глянцем томов. Они были молчаливы и суровы, на титулах неявно проступали такие же неприступные лица их авторов. В зале царила непривычная для зрелищного места тишина.

— Встать, суд идёт! — возвестил судебный пристав.

За судейский стол бочком протиснулось три объёмистых тома в тёмных мантиях с ажурными воротниками и манжетами. Когда судьи повернулись к залу и заняли свои места под высоки­ми спинками кресел слепой Фемиды, Костоломский похолодел: от этих ждать снисхождения и поблажек было бестолку. Пред­седательствующую книгу он узнал сразу, это был «Архипелаг ГУЛАГ», справа от него прилежно листал толстющее дело уве­систый том «Идиота», а вот левого судью он никак не мог при­помнить, хотя и с этой книгой явно где-то сталкивался.

— Вот эти бородатые, скорее всего, Маркс с Энгельсом, а бритый — Плеханов, — почти в затылок опричнику прошептал знакомый голос.

— Да бросьте вы, с бородами — Леонардо да Винчи и Лев Толстой, а безбородый — Шикпирь. — и этот голос, возразив­ший первому, был ему знаком.

— Шаксьпирь — это комедиант из Литвы, — значимо попра­вил кто-то знакомым до боли шепотком.

Эдмунди не выдержал и обернулся, клетка была битком на­бита разномастным народом. Многих он знал и только вчера с ними расстался, другие лично были не знакомы, но узнаваемы по картинкам, историческим хроникам и документам спецхра­на. Здесь сидели, дожидаясь своей участи, почти все Преемники со своей дворней; какие-то замшелые цари и диктаторы, поэты- песенники, озадаченные детективщики и авторицы любовных романов и ещё кто-то, безликий и едва уловимый.

— Процесс «Русская литература против власти» объявляю от­крытым. Стук молотка больно ударил по барабанным перепонкам.

Прокурором выступал и вовсе никому не известный тол­стенный том. Насельники клетки и так и сяк выворачивали шеи, чтобы умудриться прочитать золочёную надпись на потёртом ко­решке книги.

— Пу-шкин, — шептал по слогам Владисур, просунув узкое лицо меж железных прутьев.

— Артиллерист какой-то, — попытался угадать господин из слабо знакомых.