Читать «9 1/2 рассказов для Дженнифер Лопес» онлайн - страница 20

— Но нет! — воскликнул Альберт. — Вы должны убедиться в том, что КСД лучшие в мире!.. Где мы их будем отсматривать? — властно спросил он у баскетболистки.

— Пожалуй, у стадиона «Локомотив»? А, Толик? — обратилась Ксендзенская к полуседому затылку Рекалова.

Тот кивнул.

«Мерседес» в это время нырнул под железную дорогу, баскетболистка вполголоса рассказывала Кореноеву о Малой Забайкальской ж. д., самой длинной в стране пионеров, — она осталась справа, — и они помчались к Суражевке, где должны были выйти у реки. Город возник здесь в 1912 году и назывался Алексеевск в честь несчастного сына последнего русского царя.

Так они стояли, четверо великолепных русских, на берегу обмелевшей Зеи. Наводнения намечались к концу лета, в сезон дождей. Слева был речной порт с желтыми кранами, нагружался техникой для золотых приисков и БАМа сухогруз. Сзади, поверх высокого серого забора страшным звездчатым пунктиром нависала над зоной колючая проволока. Альберту вдруг стало тошно, язва дала о себе знать давящим изнуряющим вступлением под диафрагму: он вспомнил славу города Свободного в тридцатые-пятидесятые. По слухам, здесь на пересылке были Заболоцкий, Гумилев, Флоренский, останавливался эшелон с Мандельштамом…

Какие КСД?.. Бог с ними…

— Я не люблю насилие, — вдруг заявила мисс Лопес. — Как вы можете, русские, терпеть насилие и беззаконие? Неужели вы не понимаете, что свобода даст вам возможность быть богатыми и независимыми? Что ваша сила не в том, чтобы сообща воровать и драться, а в другом сообща? В уборке улиц, например. Я слышала, что у вас в России на улицах бывают мертвые собаки. А кошкам ваши дети отрубают хвосты. И еще у вас убивают поэтов. Это просто паранойя! Поэты должны умирать от водки! Или от катастроф.

— Полный абзац, — сказал Боря по-русски. — Она мне напоминает Наташу Ростову.

НЕ ЖЕНЩИНЫ, А САТАНИНСКИЕ СТИХИ

Георгий Козлов, 45-летний драгер из поселка Октябрьский на Дальнем Востоке, стоял на углу Тверской и Тверского, у справочного киоска, не доходя до кафе «Лира». Была жаркая погода, уже к вечеру, часов шесть. Козлов только что поднялся из метро «Пушкинская», час назад прибыл на Ярослав-ский вокзал. Он вообще впервые в своей жизни приехал в Москву. В жизни своей на западе не был дальше Читы. А вот дети, дочь и сын, жили теперь в Москве. Дочь в институте вышла замуж за москвича, а сын работал здесь на стройке и жил в общежитии.

У Георгия умерла зимой жена, он как-то совсем растерялся, начал попивать. И соседи в поселке, можно сказать — силком, отправили его в отпуск к детям. Сейчас он стоял в Москве, далеко на запад от поселка, на углу Твер-ской и Тверского и не мог идти дальше.

Козлов был одет в черные брюки, стянутые на поясе в гармошку белым витым ремешком из изоляционного, видимо, полихлорвинила, коричневую безрукавку и желтые сандалеты Уссурийской обувной фабрики. Веснушчатый мощный череп, блестящий от пота, выделял его в толпе еще больше. На него оглядывались: кто весело, кто равнодушно, а кто и брезгливо. А он стоял столбом, хотя ему объяснили еще в поезде, что надо доехать до станции метро «Пушкинская», потом перейти под землей Тверскую улицу и спросить Малый Гнезниковский переулок, где жили дочь с мужем, москвичом. Правда, дочь давно не писала. А сын вообще писать не любил. Да и сам Георгий после телеграммы о смерти матери написал им однажды по открытке к Первому мая. Застанет ли он их дома?..