Читать «Жены и возлюбленные французских королей» онлайн - страница 132
Ги Шоссинан-Ногаре
Немного позже маленькая невинная забава добавила ей вины. Пожелав увидеть восход солнца, королева однажды отправилась на вершину горы Марли в обществе своих фрейлин и герцога Шартрского, но без сопровождения короля. Этого оказалось достаточно, чтобы поднялся шум, позорящий ее в высшей степени, и тут же возник злобный пасквиль «Пробуждение Авроры», полный клеветнических намеков.
Коварство двора компенсировалось популярностью королевы среди французского народа. Ее считали капризной и шаловливой красавицей, но она славилась великодушием, милосердием и щедростью. Эти же качества стали приписывать и Людовику XVI в надежде, что его царствование будет добрым и благополучным. В королеве было много благопристойности и простоты. Не обладая влиянием на министров, она так же мало могла повлиять и на короля, человека, от природы замкнутого, и удерживалась министрами на втором плане. Мария-Антуанетта не обманывалась относительно своего положения и жаловалась своему брату, Иосифу II, как свидетельствует это письмо, опубликованное Фон Арнетом и приведенное Гонкурами в их биографии королевы:
«Признаюсь вам, что политические дела мне не подчинены. Природная подозрительность короля поддерживалась прежде всего его гувернером еще до нашего брака. Господин де Ла Вогюйон напугал его, внушив, что его жена мечтает захватить над ним власть, и этот же черный человек пичкал своего подопечного всякими выдумками против Австрийского дома. Господин де Морепа, едва ли не с теми же намерениями и злобой, счел нужным поддерживать эти идеи в короле. Господин де Вержен также разделяет их взгляды и, возможно, через свою иностранную корреспонденцию пытается распространять ложь и всякие измышления. (…) Я не таю иллюзий относительно моего положения и знаю, что в области политики не являюсь сколько-нибудь заметным авторитетом для короля. (…) Так что мои признания, дорогой брат, не могут обнадежить в отношении моего самолюбия, но я не хочу ничего от вас скрывать. (…)».
Даже лишенная власти королева остается королевой, и даже при таком дворе, как французский двор Людовика XVI, где пышно цвели алчность и интриги, придворные совершенно естественно спешили снискать ее благосклонность, и если им это не удавалось, росло число ее недругов. Дружба королевы и связанные с этим блага были предметом самого жесткого соперничества. Самая незначительная милость к кому-то одному вызывала сильнейшее раздражение у всех остальных и стоила счастливцу неприязни окружающих. То, что Мария-Антуанетта демонстрировала привязанность к своему брату, что вполне нормально между родственниками, вызывало не просто порицание, а постоянно подпитываемое предубеждение против «австриячки». В 1775 году эрцгерцог Максимилиан посетил Париж. Тотчас между французскими принцами крови и австрийским гостем начались пререкания по поводу этикета и старшинства, и Мария-Антуанетта совершенно естественно поддержала сторону своего брата. Этого оказалось достаточно, чтобы укоренившаяся подозрительность вспыхнула с новой силой, и молодую королеву обвинили в том, что она слишком горячо отстаивает интересы Австрии, чем порождает антифранцузские настроения. Ее друзья вызывали недовольство двора по причинам более общего характера. Когда королева демонстрировала свое расположение к мадам де Ламбаль, которую она назначила обер-гофмейстериной, то все фрейлины, не удовлетворенные в своем тщеславии, очень шумно выразили неодобрение по поводу возвышения этой фаворитки на такую важную должность. Дальше стало еще хуже: недовольство двора распространилось на общественное мнение в целом. Сначала это вылилось в насмешку: подтрунивали над головными уборами, прическами и нарядами королевы, но вскоре на нее повесили более серьезное обвинение. Она мотовка, поговаривали в народе, она прожигает государственные средства и толкает к разорению те семьи, где женщины пускаются в непомерные расходы, состязаясь с королевой в элегантности. Эти упреки быстро приняли угрожающий тон, и от кого же они исходили? От придворных дам, менее всего заслуживавших уважения, от тех самых, которые при Людовике XV бесстыдно скомпрометировали себя связями с мадам Дюбарри. Среди них были мадам де Монако, мадам де Шатийон, мадам де Валентинуа, мадам де Мазарен – все они уже давно приблизились к критическому возрасту, вот эти дамы и создали Марии-Антуанетте отвратительную репутацию ветреной и беспечной женщины, недостойной своего высокого положения. Благосклонность королевы к Полиньякам вызвала новый взрыв ярости. Королева отметила графиню Жюли и, по-прежнему находясь в глубокой изоляции, очень сблизилась с этой новой подругой, щедро одарив как ее, так и ее семью: подарки, дарственные, пенсии посыпались на Полиньяков как из рога изобилия. Представители знати – даже де Ноай – завопили о мотовстве королевы, но при этом руководствовались отнюдь не стремлением к справедливости. Эти благородные придворные меньше всего заботились о благе государства, о расстроенных королевских финансах, подорванных необдуманной щедростью государыни, или о падении престижа короля, против которого поднималась волна общественного мнения. Причина их протестов очевидна: то, что королева пожаловала Полиньякам, проплыло мимо их жадных рук, они чувствовали себя оскорбленными и не могли примириться с такой утратой.
