Читать «Свойственно ошибаться» онлайн - страница 2

Георгий Иосифович Гуревич

…Та же комната. И мебель та же-старая, довольно обшарпанная. Я покосился на Наташу. Она явно была разочарована. Наверное, рассчитывала на роскошную обстановку, а тут с первого взгляда поняла, что триумф пока еще не состоялся… Итак, обшарпанная мебель, на столе папки, газеты вместо скатерти… Папки и разбросанные листки — на стульях, на шкафу, на телевизоре. И под телевизором на полу. А на диване полулежит Геннадий, худой, небритый и бледный. Такая бледность бывает у людей, которые по неделям не выходят на свежий воздух. Но вот открывается дверь справа, и входит Наташа. Не влетает на каблучках-пружинках — входит, волоча тяжелые сумки, с трудом взваливает их на стол, начинает выгружать хлеб, капусту, свеклу. Геннадий не сразу отрывается от чтения. — Как хорошо, что ты пришла, Наташка, переполнен, рвусь поделиться. Такие интересные вещи раскопал, расскажу за обедом. Понимаешь, штудирую церковные проповеди против еретиков. Рассуждают о божественном, а логика все та же: упорное, страстное, неприкрытое и злобное отстаивание собственной правоты, своих закоренелых ошибок, каждого слова, каждой запятой. Но всего интереснее в обороне, когда неправота очевидна. Утверждают, что буквы, слова и текст надо было понимать иносказательно, в противоположном смысле… У Наташи — той, что на экране, — губки закушены. Ей хочется взорваться, она с трудом сохраняет выдержку. Возможно, про себя считает до двадцати, чтобы не выпалить что-нибудь лишнее. — Гена, — начинает она ровным тоном. — Гена, ты обещал работать последовательно. У тебя договор о типовых ошибках на уроках геометрии. Пролонгация была уже два раза, а ты не написал ни строки. — Опять двадцать пять! — сердится Геннадий. — Ну напишу я эту чепуху, напишу. Да, отложил. Пойми, это же потеря престижа. Я должен войти в науку с чем-то принципиальным, всеохватным, произвести солидное впечатление. А об ошибках школьников напишет каждый учитель, даже лучше меня напишет, потому что у него практического опыта больше. В сущности, и мне, чтобы написать как следует, не грешно было бы пойти в школу учителем на год. На годик в шестой класс, на годик в седьмой, восьмой, девятый… Пять лет на ученические ошибки по одному предмету. А когда же основное? И так все откладываю да откладываю. Наташа тяжело вздыхает: — У Милочки больные ножки, — говорит она все тем же ровным голосом, с нарочитой медлительностью. Заставляет себя растягивать слова, чтобы не сорваться на крик. — Милочку надо везти в Евпаторию на полный сезон, и лучше бы ей ехать с мамой, всем детям лучше с родной мамой. Но может ли мама бросить работу при таком гениальном муже? Могу я бросить работу, скажи! Наташа срывается все-таки. Геннадий вскакивает с. дивана: — Ну хороню, хорошо, я напишу эту проклятую методичку. Пойду в школу, буду зарабатывать на ваши поездки. Поезжай в Евпаторию, в Пицунду, на Золотые Пески, в Дубровник, в Венецию, в Канны. К чертям теорию, к чертям большие планы и пустые мечты, к чертям десятилетний труд. Где у тебя мешок, сейчас сгребу эту макулатуру и обменяю на великолепный томик Дрюона. Геннадий и в самом деле хватается за метлу, начинает сметать бумаги в угол. Наташа с плачем обнимает его. — Гена, прости меня, я так устала ждать, я вообще устала. По я потерплю еще. И Милочка потерпит, поедет в санаторий с группой. Едут же другие дети без матери…