Читать «Птицы поют на рассвете» онлайн - страница 339

А может, надежды его не более чем иллюзия, и он не выдержит нового напряжения? Может, все это как водка: пол-литра, и все плохое уносится к чертям? Лейтенант на костылях верит, что пол-литра легко примирит его со всеми бедами, и действительно примиряет его. Что ж, он тоже верит в свое. И этого достаточно, чтоб жизнь, сильная жизнь, вернула его к себе, приняла в себя.

Теперь он уже не в стороне, и сознавал это. Нельзя же вот так — ни за что ни про что — выхватить его из мира и обречь на небытие… И в чем оно, небытие?.. Он не задумывался над этим. Да и ничем его не удивить: видел же смерть — лицом к лицу, а вот выстоял — ходит, размышляет, пробует свои силы, надеется на что-то… Впрочем, это у него в крови. Человек знает, что не вечен. А жить должен так, будто вечен, будто смерти не подлежит. Тогда и делаешь все крепко, прочно, и тоже навечно. «Ей-богу, симпатичная штука, эта самая жизнь. И придумана-то как!..» Он даже помотал головой, будто удивлялся.

Предрассветный ветер коснулся его лица. Воздух начинал бледнеть, осколки солнца упали на землю, разливая мягкий свет, и здания снова возникали на ожившей улице. Солнце загорелось на воде, и на воду уже, как и на солнце, нельзя было смотреть. Мир наполнялся светом и движением. Теперь река до самого дна впитала яркий цвет неба, и на отмели курился влажный песок. Дворники подметали тротуары. Под метлами взлетали искорки пыли и долго висели в посветлевшем воздухе. Из подъездов и ворот выходили люди. Звенели первые трамваи.

Кирилл остановился. Он заметил, что забрел далеко на окраину города. «В какой же я попал район? И был ли я здесь когда-нибудь?» — оглядывался он.

Он направился к трамвайной остановке и радостно удивился: оказывается, здесь проходит «восьмерка». Вон там, левее, переулок, и в переулке — казарма, он невольно повернулся лицом в ту сторону. И вдруг увидел ее, Арину. Он не поверил глазам. Припадая на одну ногу, шла она к остановке. Узла в руках не было. На этом месте встретил он ее и тогда. «Живет недалеко», — подумал Кирилл. Он кинулся к ней.

— Здравствуй, бабуся, — Кирилл был взволнован. Возможно, неожиданностью встречи.

— Здравствуй, милок, — безразлично откликнулась старушка. Она не вспомнила его, он понял это.

— Все еще, бабуся, шьешь? — Теперь, когда Кирилл ее увидел, он не знал, что сказать.

— Шью, милок, шью. Как же… Вот премию мне на фабрике присудили. Спасибо. Уважили старую. Да я бы и без премии шила… — Она уже внимательно смотрела на него. — А и покалечили тебя, милок, — сокрушенно покачала головой. — И у меня там сынок, — вздохнула она. — Илюша…

Кирилл чувствовал на себе ее глаза, и у него было такое ощущение, что она видела в ном все: его тревогу, и надежды, и мысли.

— А и покалечили тебя, милок, — повторила. — Да голову, ладно, сберег…

Кирилл молчал. Наверное, надо бы улыбнуться: конечно, голову-то сберег. Но он не улыбнулся, он молчал. И сам не понимал почему. Может быть, открытое и душевное сочувствие старушки сковало его. А может быть, память откинула время, минувшее с того осеннего дня, и оно не стало прошлым, и, в ожидании «восьмерки», Кирилл все еще стоял на этой трамвайной остановке — и не хотелось говорить о несчастье… Он молчал и тоже смотрел на старушку.