Читать «Птицы поют на рассвете» онлайн - страница 333

Яков Евсеевич Цветов

Над городом снова ясная голубизна. Кирилл идет дальше.

Его потянуло на бульвары, в их негустую колыхающуюся тень. Он присаживается на скамейку. По жаркому небу плывет одинокое облачко и, как розовый венок, останавливается над непокрытой бронзовой головой Пушкина, потом медленно, как бы нехотя, продолжает путь. Что-то напомнило Кириллу родную деревню, — может быть, это облачко, бредущее в сторону Белорусского вокзала, оно уже миновало площадь, зацепилось за крышу. Самая страда сейчас — хлебное время. Пшеничные поля, тяжелые и горячие, источают знойный свет, словно само солнце растеклось по земле. И картофельная ботва курчавится, обещая крупные клубни. В огородах извиваются мохнатые плети и, прикрытые распластанными листьями, как из-под ладошек, змеиными головками высовываются зеленые огурцы… Все это видится ему, будто не в городе он сейчас, а там, где и камни пахнут травой и медом. Пока был он в тылу врага, быть может, слишком долго, поля засеяли, и соберут урожай, подумалось Кириллу. Жизнь всегда жизнь, и ей нужны хлеб, и любовь, и самоотверженность, защищающая этот хлеб и эту любовь, та самоотверженность, которая и смерти придает смысл и величие.

— Разрешите?

Не дожидаясь ответа, на скамейку рядом с Кириллом опускается лейтенант на костылях. На лице синеет густая крепкая щетина. Он прислоняет костыли к зеленой спинке скамейки.

— Вот как, товарищ… — равнодушно вздыхает он и взглядывает на Кирилла. — Тоже все в норму не придешь? Тебя — где? Меня под Воронежом… — показывает глазами на костыли. — Ротой командовал.

Он достает табак, закуривает.

— Свернуть? — по-свойски спрашивает он Кирилла и держит перед ним раскрытый кисет.

— Не дымлю. Не научился.

— Понятно. — Лейтенант прячет кисет в карман. — Научишься. Многому теперь научишься, — говорит он чуть насмешливо и умолкает. — Не вперед будешь жить, а назад…

— Это как?

— А так. Не будущее будешь себе рисовать — какое же теперь у тебя будущее? — кивает на пустой рукав Кирилла, на перевязанную руку. — Теперь тебе вспоминать только, как жил, чего делал, и, так сказать, утешаться тем… Вот как, товарищ!

— Ну нет, без будущего как же? — улыбается Кирилл. — Ты, братец, видно, сдался…

— Сдашься. — Лейтенант опять показывает глазами на костыли и хмурится. Помолчав: — А звание у тебя какое? Или думаешь, догадаться можно и без знаков различия?

— А мне теперь это и не нужно. Не командовать же…

Кирилл смотрит на его припухлое и небритое лицо. Вид у лейтенанта растерянный, подавленный и, пожалуй, жалкий. Таким в лагере после ранения был, наверное, и он, Кирилл, мелькает мысль, — растерянный, подавленный… Он как бы увидел самого себя и испугался.

— Сдашься, — повторяет лейтенант, но уже спокойно, даже безразлично. — На милость пенсии.

— Э, вон ты куда!

— А куда ж? — распаляется лейтенант. — Как чувствую, так и говорю.

— Чепуху городишь. Ясно? — У Кирилла появляется повелительный тон. — Найди себя, братец, если хочешь жить, а не болтаться. Ясно? Жить — значит что-то делать, а не чувствовать только… Понял? И брось!