Читать «Птицы поют на рассвете» онлайн - страница 320

Дождь, частый и крупный, принес легкую прохладу. Ветер раскачивает дождь, и струи хлещут во все стороны.

Постепенно тучи редеют и начинают желтеть, немного спустя уже пылают, как зажженные вдалеке скирды соломы. Деревья, обсыпанные розовыми каплями, еще долго напоминают о пронесшемся дожде.

Все отдыхают. Группы выйдут на рельсы, когда стемнеет. Это еще не скоро.

На полянке, в просыхающей траве, сидят Левенцов, Ирина, Натан. У ног их растянулись Тюлькин, Алесь, Паша.

— Послушай, Тюлькин, — смыкает Паша глаза, он лежит навзничь, и свет неба мешает ему смотреть. Вокруг глаз собираются коричневые морщинки, резкие от солнца. Лицо загорелое, как медное. — Послушай, Тюлькин, ты уже привык все подрывать и после войны будешь искать, что бы поднять на воздух? — В его словах лукавый смешок. — Смотри, Корифей-парень, танцплощадки, родильные дома и бани — не трогай…

Тюлькин не отвечает, Паша может зубоскалить сколько влезет. Но Паша некоторое время молчит.

— Послушай, Натан, — произносит Паша лениво. — Как ты у фрица селедку спер?

Все смеются. Смеется и Натан.

Паша напоминает, как Натан, когда скрывался в зарослях и двое суток ничего не ел, стащил у заснувшего пьяного немца узелок. Думал — хлеб. Оказалось восемь селедок. С жадностью все и съел, а потом дюжину фляг болотной воды выпил, и еще хотелось. Сам Натан как-то рассказал об этом.

— А у нас в Донбассе, братцы-однополчане, до войны тоже был случай, — с насмешливой задумчивостью продолжает Паша. — Пес сельдей наелся, так не только пил, но и лаял на воду. Ей-бо…

Снова смеются.

— Натан, — поднимает голову Ирина и сочувственно смотрит на него. — А страшно было, да? Один — осенью, зимой — и некуда деться. Страшно, да?

— Сначала было страшно.

— А потом?

— И потом было страшно. Каждый день было страшно, — улыбается Натан. — Так надоело все время бояться, что страх сам отвязался от меня.

— И почему немцы евреев истребляют? — не понимает Ирина. — Я и в газетах наших об этом читала.

— Не немцы — гитлеровцы, — хмуро сдвигает брови Натан.

— Ну, гитлеровцы. А почему?

— Потому, что они Христа распяли, — усмехается Паша.

— Так не верят же, что был Христос…

— Что был Христос, не верят, — соглашается Паша. — А вот в это верят…

Молчат. Паша громко зевает.

— Ну, братцы-однополчане, давайте-ка перед делом поспим малость, — говорит он.

Он поворачивается лицом вниз, широко раскидывает ноги и руки, пальцы ухватывают кустики теплой травы, и тотчас раздается спокойный храп. Желтокрылая бабочка, как на лужайку, опускается на широкую Пашину спину, обтянутую зеленой гимнастеркой. Но тут же, должно быть, вспугнутая запахом пота, взмахивает крылышками и уносится прочь.

Солнце уходит дальше и дальше к Теплым Криницам, оно уже совсем низко и краем касается вершины леса, и мир тускнеет, словно растворяется в темнеющем воздухе.

Паша спит. Спит и Тюлькин, положив голову на ладонь. Спят Натан и Алесь.