Читать «На железном ветру» онлайн - страница 31
Виктор Георгиевич Егоров
Что было в его жизни до сих пор? Книги да красивые несбыточные мечты, разделенные с такими же подростками — Ибрагимом, Алибеком, Ленькой. Кругом круто менялась жизнь, а они, по малолетству и по причине полной зависимости от родителей, не имели права принять в ней участие, испробовать, на что годны.
Они издали следили за тем, как рушились устои старого мира, но это ничего не меняло в их личной жизни, тусклой жизни городских мальчишек из рабочих семей. Поэтому книги питали их воображение. Маленький лорд Фаунтлерой и Реми Мелиган, Морис Джеральд и Оливер Твист, Нат Пинкертон и граф Монте-Кристо — таков был круг их героев, таков был связанный с этими героями объем понятий, которыми они расцвечивали тусклую обыденность. Придуманная красота была эфемерна, но другой они не знали. И не могли знать. Красота суровой эпохи открывалась тому, кто участвовал в ее свершениях.
Таким человеком был брат Михаила.
В первый вечер, когда они остались вдвоем с Василием в «темной», Михаил вытащил из лежавшей на табуретке кобуры братнин наган и с удовольствием прицелился в лампочку. Василий молча отобрал у него револьвер, сунул под подушку.
— Ты чего? Бандитов опасаешься? — с загоревшимися глазами спросил Михаил.
Брат усмехнулся одной половиной рта — мешал шрам через всю щеку, — сел на стул, начал снимать сапоги.
— Тут, — сказал, — похоже, без бандитов хватает охотников до чужого оружия.
— Я, что ли?
— Догадливый.
Василий разделся, лег на свою старую скрипучую деревянную раскладушку с ножками в виде буквы икс.
Михаил погасил свет и тоже лег. Отвернулся к стене. После недолгого молчания сказал:
— Что я, маленький?
— Да нет, не маленький, — отозвался Василий. — На фронте встречал ребят чуть постарше тебя.
— Я бы тоже смог воевать.
— За что?
— Известно: за Советскую власть.
— Нужны Советской власти такие вояки.
— А что? — Михаил вскинулся на кровати. — Думаешь, струсил бы?!
— Нет, зачем же? Тут дело в другом. Помнишь, как ты в младшем классе с Нуралиевским сынком подрался?
— С Гасанкой?
— Ну да. Ты тогда разве для собственного удовольствия кулаки-то в ход пустил?
— Он сел на меня верхом... Я, говорит, буду твоим хозяином.
— Вот-вот, — обрадованно проговорил Василий, — отсюда, от печки и пляши. Либо он тебя оседлает, либо лупи его по морде — третьего не дано. Уж наш батя на что крут — сам знаешь, — и тот, помню, тебе эту драку простил. Понял: на твоей стороне справедливость, классовая справедливость...
Василий заскрипел раскладушкой.
Вспыхнула зажигалка, на миг вырвав из непроглядной тьмы резко очерченный профиль брата.
Точечный огонек цигарки, то разгораясь, то притухая, диковинным светлячком повис в воздухе. Запахло махорочным дымом.
— Борьба, Миша, — это нелегкое дело, — каким-то незнакомо жестким тоном проговорил Василий. — Нелегкое и некрасивое. Красиво о ней только пишут. Те, кто ее никогда в глаза не видывал. Ну, сам посуди: что красивого в убийстве, в смерти? Кровь, стоны, вопли. Каждая смерть с нашей ли, с вражеской ли стороны прибавляет вдов и сирот. Разве ты задумывался над этим, парень? — Помолчав, продолжал: — Представь себе знакомого человека, который тебе по нраву, друга, что ли...