Читать «Луна с правой стороны» онлайн - страница 16

Отец не возражал крёстному, а только охал, сопел, да всё время растирал поясницу. А крестный всё больше и больше горячился (попади крёстному сейчас сосед — горло переест и кровь до капельки высосет):

— Только выйду я из дому на улицу, и сосед из своей закуты тоже на улицу и стоит против меня, подкашливает, а когда прокашляется, повернёт ко мне рябую свою рожу и начнёт осклабляться: „Дядя Степан, а, дядя Степан, как весна-то ноне, хорошая будет?“ — меня так всего и подмоет. Ну, думаю, сволочь, к чему-нибудь подъехать, подобраться норовит, но всю злобу — так вот и зарезал бы его — скрываю и тоже улыбаюсь: „Да, господь её знает, должна бы быть хорошей, Василь Андроныч“.

Тут отец захрипел, затряс бородой:

— Ишь ты, кум, как его величаешь. Хе-хе. Это будет не тот самый Васька Коульбарс, который жил у помещика Ширяева телохранителем ещё в пятом году?

Крёстный радостно встрепенулся:

— Так ты его знаешь? Он самый, сволочь! Здоровый верзила, носастый и с золотухой на шее, благодаря этой золотухи-то и на войну не пошёл, а то, всё может быть, там и остался бы…

— Хе-хе, — скрипел отец и тряс рыжей бородой, — он в пятом году чуть барина, Николая Петровича, в могилу не вогнал, еле отлежался. Он, этот Васька-то, телохранителем служил у него и всюду его сопровождал. Едут они раз через вершину Суров, барин-то в откидной коляске, а Васька-то в седле за ним следом; видят, навстречу два волосатых студента идут и в руках свёртки держат. При виде этих студентов-то у Николая Петровича вся душа затряслась: подкатят, думает, один свёрточек под коляску и кончено всё. Но ничего не сделали, а только очень внимательно посмотрели на барина и коляску пропустили, а Ваську остановили и, было, повели с ним такую речь: „А ну-ка скажи, любезный, какого будет режима твой барин?..“ А он, как услыхал „режима“, как дёрнет лошадь и пошёл за барином, а когда нагнал коляску, барин-то у него и спроси: „Что они с тобой, Василий, говорили?“ А он вместо того, чтобы сказать, что спрашивали: „какого режима“, бухнул: „Резать велели, ваша милость“. Тут барин не выдержал и так ахнул, что от страху случилось с ним страшно неудобное и его всего мокрого и вонючего привезли домой… А кучер коренную лошадь загнал насмерть. Вот какой он был прохвост. Хе-хе.

— Это он нарочно переврал, — отставляя в сторону стакан, сказал крёстный и многозначительно добавил: — Сволочь!

(Сейчас крёстный был очень похож на Николая-угодника, и лысина у него блестела от капель пота.)