| In passing, it may be remarked that his fellow tchinovniks were a peculiarly plain, unsightly lot, some of them having faces like badly baked bread, swollen cheeks, receding chins, and cracked and blistered upper lips. Indeed, not a man of them was handsome. Also, their tone of voice always contained a note of sullenness, as though they had a mind to knock some one on the head; and by their frequent sacrifices to Bacchus they showed that even yet there remains in the Slavonic nature a certain element of paganism. Nay, the Director's room itself they would invade while still licking their lips, and since their breath was not over-aromatic, the atmosphere of the room grew not over-pleasant. | Надобно сказать, что палатские чиновники особенно отличались невзрачностию и неблагообразием. У иных были лица точно дурно выпеченный хлеб: щеку раздуло в одну сторону, подбородок покосило в другую, верхнюю губу взнесло пузырем, которая в прибавку к тому еще и треснула; словом, совсем некрасиво. |
| Naturally, among such an official staff a man like Chichikov could not fail to attract attention and remark, since in everything - in cheerfulness of demeanour, in suavity of voice, and in complete neglect of the use of strong potions - he was the absolute antithesis of his companions. | Говорили они все как-то сурово, таким голосом, как бы собирались кого прибить; приносили частые жертвы Вакху, показав таким образом, что в славянской природе есть еще много остатков язычества; приходили даже подчас в присутствие, как говорится, нализавшись, отчего в присутствии было нехорошо, и воздух был вовсе не ароматический. |
| Yet his path was not an easy one to tread, for over him he had the misfortune to have placed in authority a Chief Clerk who was a graven image of elderly insensibility and inertia. Always the same, always unapproachable, this functionary could never in his life have smiled or asked civilly after an acquaintance's health. | Между такими чиновниками не мог не быть замечен и отличен Чичиков, представляя во всем совершенную противоположность и взрачностью лица, и приветливостью голоса, и совершенным неупотребленьем никаких крепких напитков. |
| Nor had any one ever seen him a whit different in the street or at his own home from what he was in the office, or showing the least interest in anything whatever, or getting drunk and relapsing into jollity in his cups, or indulging in that species of wild gaiety which, when intoxicated, even a burglar affects. No, not a particle of this was there in him. | Но при всем том трудна была его дорога: он попал под начальство уже престарелому повытчику, который был образ какой-то каменной бесчувственности и непотрясаемости; вечно тот же, неприступный, никогда в жизни не явивший на лице своем усмешки, не приветствовавший ни разу никого даже запросом о здоровье. |
| Nor, for that matter, was there in him a particle of anything at all, whether good or bad: which complete negativeness of character produced rather a strange effect. | Никто не видал, чтобы он хоть раз был не тем, чем всегда, хоть на улице, хоть у себя дома; хоть бы раз показал он в чем-нибудь участье, хоть бы напился пьян и в пьянстве рассмеялся бы; хоть бы даже предался дикому, искаженному веселью, какому предается разбойник в пьяную минуту, но даже тени не было в нем ничего такого. |
| In the same way, his wizened, marble-like features reminded one of nothing in particular, so primly proportioned were they. | Ничего не было в нем ровно: ни злодейского, ни доброго, и что-то страшное являлось в сем отсутствии всего. |
| Only the numerous pockmarks and dimples with which they were pitted placed him among the number of those over whose faces, to quote the popular saying, "The Devil has walked by night to grind peas." | Черство-мраморное лицо его, без всякой резкой неправильности, не намекало ни на какое сходство; в суровой соразмерности между собою были черты его. |
