Читать «Газета Завтра 580 (1 2005)» онлайн - страница 39

Русский характер он видел и любовался им не через природу, не через поле или избу, как многие другие патриоты, а через историю, через связь исторических действий и событий. Кожинов искренне считал, что с 1945 по 1961 год Россия в форме Советского Союза несла на себе "мировое лидерство", что ее ослабление и распад — результат не столько вражеских западных козней, сколько отказа от идеи коммунизма как общества социальной справедливости и поисков новой, более адекватной идеи. И начисто отрицал возможность использования в качестве такой идеи идеи либеральной, поскольку она противоречит всему строю русской жизни. "Попытки переделать Россию по образу и подобию Запада, которые и сейчас продолжаются…, бесплодны, и вовсе не потому, что Запад — какое-то зло, а Россия — добро, нет. Зла у нас не меньше, а в чем-то больше, чем на Западе, но оно — другое. И попытки исправить наше зло чужим добром приводили и приводят только к обратному результату. То есть западные идеологии не универсальны, они — так или иначе — созданы и действуют в интересах Запада. Это необходимо понимать" ("Завтра", 2000, №27).

Однако это историческое лидерство не могло быть длительным — и не только по причине подавляющего экономического и военного превосходства Запада, объединенного после Второй мировой под эгидой США. Были тому и серьезнейшие внутренние причины, которые Кожинов осветил в том же интервью "Русскому переплету": "(До встречи с Бахтиным. — В.В.) Я общался почти исключительно с евреями. Потому что русских не было (!), они исчезли (!), то есть русские высокого интеллекта и высокой культуры, их почти не было... Когда через год я снова приехал к Бахтину, — я ему не стал об этом писать, — чуть ли не первое, о чем я его спросил: "Михаил Михайлович, я не могу понять, как вы порекомендовали Розанова, а ведь он такой страшный антисемит. На что Бахтин мне ответил: "Что ж поделаешь, но примерно также думали и писали, правда, чуть меньше, чем Розанов, почти все великие писатели и мыслители России, начиная с Пушкина, Лермонтова, Гоголя или Киреева, Аксакова и прочая". И тут я опять изумился: "Ну, как же так?!" Он мне говорит: "Понимаете, это замалчивается, многое выбрасывается. Например, в собрании сочинений Льва Толстого, которое называется полным, есть более пятидесяти купюр, касающихся еврейского вопроса. Так все думали, потому что это и воспринималось как реальная опасность, реальная угроза.