Читать «Газета Завтра 4 (1156 2016)» онлайн - страница 44

Долгое время присутствие этого человека в литературе, в нашей жизни было для нас неким духовным оправданием или, как сказал сам Валентин Григорьевич об одном своём персонаже, — "подпоркой".

Это "подпирание" не только и не столько братьев по цеху, сколько российских читателей и — шире — всего русского народа, тем более всем нам было нужно, что с начала нового века, нового тысячелетия почти один за другим ушли из жизни такие выдающиеся отечественные писатели и публицисты, как Виктор Астафьев, Евгений Носов, Василий Белов, Александр Солженицын и другие.

С уходом этих великих стоятелей за русское дело центр тяжести вот этого национального подвижничества, которое мы определили как "подпирание" русского мира, в умах и сердцах современников переместился на одного человека — на Валентина Распутина (хотя сам он наверняка опротестовал бы это свидетельство и привёл в пример другие "подпорки").

Всё это я говорю не для того, чтобы подчеркнуть исключительность этой фигуры, а дабы указать на величайшую ответственность перед русским народом — ответственность, которая со смертью старших товарищей была возложена на "самого младшего, самого любимого, самого совестливого сына России" (так охарактеризовал Распутина Валентин Курбатов в первых откликах на смерть писателя).

Конечно, я предвижу возражения и поправки; кто-то может назвать свой ряд "стоятелей" за русское дело, и убедительно доказать, что со смертью перечисленных мною писателей ничего не закончилось…

Что на это ответить?

Да, разумеется, и сегодня в России много авторов — хороших и разных, как правило, много пишущих, много издающих, много ездящих по стране и миру, много выступающих и так далее.

Но применительно к этим находящимся в литературном процессе писателям хотелось бы указать на одно по-своему единственное и одному только подлинному народному таланту присущее качество Валентина Распутина, а именно его всегдашнее, как бы даже развивающееся помимо его воли присутствие в нашей жизни. И это несмотря на то, что последние десять лет Валентин Григорьевич не писал художественной прозы!

Тем не менее, даже не работающий за своим столом, "непишущий" писатель Распутин по праву занимал то место в нашем сознании, в нашей жизни, которое не смог ни оспорить, ни, тем более, заполнить никто другой из его современников.

Вероятно, тут следует говорить о той типично русской, заветной, многострадальной надежде, которую являл собой, своим именем, своим, наконец, служением Отечеству Валентин Распутин; о той надежде, которую он, невзирая на отчаяние и, казалось бы, беспросветность его произведений поздней поры, выражал каждым своим словом, а после выхода в свет в 2002 году самой неровной, но зато и самой болезненной повести "Дочь Ивана, мать Ивана", после того, как писатель несколькими годами позже перенёс гибель дочери, эту русскую надежду Распутин питал и воплощал даже своим молчанием.

Это молчание во многом стало знаковым, определяющим для России. В том плане, что замолчавший Распутин, как отошедшая в часы отлива байкальская волна, тем резче (резче даже, чем в своей публицистике) вымыл суть некоторых сокровенных для русского человека понятий. Таких, как совесть, правда, любовь к своей Родине.