Читать «Повод жить» онлайн - страница 14

В детстве у меня было несколько объёмных книжек. Не помню, как они называются, но суть в том, что они плоские, если страница закрыта, но если открыть, то картинки поднимаются. Плоские картонные рисунки распрямляются, приобретают форму, создавая иллюзию объёма, но под ней ничего нет. Пустота. Потому что рисунки на самом деле плоские.

Я шёл по улице и казалось, что вокруг такая же иллюзия. Кто-то открыл книгу жизни, в которой я даже не строка, а слово. Мостовая, дома, люди на самом деле кажутся настоящими, но внутри пустота, потому что всё плоское и в любой момент мир может сложиться, превратившись в плоскость.

Я стал картонным и очень лёгким. Может от голода? Я мягко опустился на лавку. Мимо шли какие-то люди, жизнь шумела в меру своих сил, но я чувствовал себя вне этого.

После смерти жены, мир обрушился на меня. Я даже не подозревал насколько он тяжёлый. Каждый день, словно атлант я держу на плечах свою жизнь. Но она упорно гнёт к земле, не даёт распрямиться. И я знаю, что рано или поздно она меня сломает окончательно. В моём крепком теле оказались слабые плечи.

Так всегда бывает, когда у тебя есть нечто необыкновенно ценное, что намертво приковывает тебя к миру. Впервые я понял буддистов. Привязанности — рычаг, опираясь на который жизнь ломает тебя. А если нет привязанностей, жизнь соскальзывает с тебя как жир с тефлона. Но я не буддист, я был безмерно счастлив и страдание — продолжение этого счастья. Отказаться от боли, значит отказаться от счастья, которое ещё недавно переполняло меня. Я не могу и не хочу этого, а значит, я беззащитен перед миром.

И алкоголь больше не защитит от мощной энергии жизни, не ослабит настолько, чтобы жить. Когда человек силён, жизнь начинает бороться с ним, в ней просыпается азарт игрока, настоящий кураж борца. Она наваливается на тебя всей жизнерадостной силой энергии разлитой всюду, энергии запахов, вкуса и цвета, ощущений бытия, тепла и холода. Они тяжёлые и вязкие, настоящие, от них нет спасения. Проникают всюду, в ноздри, рот, давят на кожу, проходят сквозь тебя пульсирующей радостью. Только дети могут вынести их в чистом виде, потому что они сама жизнь, женщины более менее, они близки жизни, а для мужчин придуман алкоголь, чтобы заглушить эту пряную тяжесть и сладость мира, ведь мужчины ближе к смерти. Но мне уже не помогает алкоголь. Я выпил из него тяжёлое забвение и фальшивое утешение, высосал досуха. Больше не осталось во мне мехов, которые могли бы вместить спирт.

Мир похож на большого, здоровенного и очень жизнерадостного идиота, который колошматит тебя изо всех сил, не по злобе, а от избытка чувств и радости, от ощущения своей неукротимой силы. Он играет с тобой, каждый день предлагает померяться кто кого, и даже не предполагает насколько эти игры убийственны для людей. Нас корёжит и ломает, пока, в какой-то миг, жизнерадостный великан хлопает тебя по плечу слишком сильно. И ты весь в синяках, с отбитыми почками, изъеденной коррозией печенью, изорванным сердцем, изуродованный и дрожащий, принимаешь смерть. Но даже тогда, на смертном одре, единственное желание не оставляет тебя — жить, любой ценой, пусть даже рабом, пусть даже в ногах тупого великана, который месил тебя всё это время.