Читать «Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)» онлайн - страница 618

Андрей Дмитриевич Константинов

– Э-э, брат, тут не всё так просто. Что душегуб Женька, тут, как говорится, базара нет. А вот зверь… Когда Димку Яснова, того самого, про которого я только что рассказывал, комиссовали по инвалидности, его очень быстро у нас все подзабыли. Ну, знаешь, как это обычно бывает? Типа, «жаль, конечно, но жизнь продолжается».

– Знаю. К сожалению.

– Идеальное, к слову, оправдание собственному эгоизму лютому. Хотя что там на других пенять! – поморщился Кузоватов. – Я ведь и сам такой. Нет, поначалу навещал, конечно. А потом… Могила вот эта, бумажная, засосала. То-се, пятое-десятое… Нет, опять вру! Просто не мог я смотреть на него такого. Физически не мог Димке в глаза смотреть. Понимаешь?

– Понимаю.

– Нет, Андрей. Пока тебя самого, пока твоих друзей или близких не коснется, этого до конца не поймешь. Не прочувствуешь, – комбат устало потер виски. – Да, так о чем бишь я?

– О том, что все его забыли.

– Вот-вот. От Димки ведь даже жена ушла, не захотела всю оставшуюся жизнь утку за ним выносить. Все отвернулись! Кроме соседки бабы Маши, которая его еще с сопливого возраста знала. И Женьки! Крутов до сих пор раз-два в неделю к нему заскакивает. Какие-то продукты, фильмы, лекарства привозит. Да что лекарства – матрасы-пеленки менять не брезгует! Димка, он же теперь так, человек-овощ, на одних только анаболиках и существует… Так вот как раз Женька – единственный, кто не боится смотреть ему в глаза. Наверное, потому что он на войне и не такое видал. А вот мы, все остальные, навроде как существа с тонкой душевной ориентацией. Очень удобный термин. Оправдывающий наши и брезгливость, и равнодушие… А ты говоришь «зверь»! Это еще большой вопрос, кто из нас животное. Вот только…

– Что?

– Вот только лично я считаю: неправильно это, всех этих парней, повоевавших, к нам брать. Они уже по определению другие люди, не такие как все. Это типа как в «Ночном дозоре», помнишь?

– Иные?

– Иные, а к тому же еще и душегубы. А у нас здесь и без того своих душегубов хватает.

– Это точно, – вздохнул Андрей.

Некоторое время они молчали, а затем, будто что-то вспомнив, Кузоватов усмехнулся лукаво и поинтересовался:

– А Женька у вас там как? Тоже небось притчами и цитированием Екклезиастов всяких народ достает?

– Есть такое дело. Мои ребята ему даже прозвище дали соответствующее: «Блаженный Августин».

– Во-во. Я у него как-то спросил: откуда, мол, из тебя вся эта лабуда прет? Может, ты у нас и в самом деле воцерковленный?

– А он?

– Ответил, что, когда почти три месяца в госпитале лежал, от скуки несколько раз всю Библию от корки до корки проштудировал. Потому как никаких других книг не было, а вот с Библиями – полный комплект: по паре штук на рыло. Это им миссионеры какие-то заместо тушенки со сгущенкой навезли. Вот тогда Женька и уверовал. Вернее, якобы понял для себя, что в этом что-то есть, и с тех пор исключительно философской и богословской литературой интересуется. Может, конечно, просто выпендривался, когда мне это рассказывал, а может, и в самом деле грехи собирался замаливать. Только вот, боюсь, – печально покачал головой комбат, – что у Крутова этих самых грехов столько, что одним чтением душеспасительных книжек там всяко не обойдется… Кстати, ты же мне так и не сказал: с какой целью Женькиной подноготной интересуешься-то? Неужто и у вас успел накосорезить?