Читать «Общение с трудными детьми» онлайн - страница 113

Не нужно говорить об идеалах, о совершеннейшей личности, о совершеннейшем поступке, мы должны мыслить всегда прозаически, в пределах практических требований нашего сегодняшнего, завтрашнего дня. И чем ближе мы будем к простой прозаической работе, тем естественнее и совершеннее будут и наши поступки. Я думаю, что не может быть идеальнее совершенства в вопросах этики. Я переживал очень много сложных коллизий в своей педагогической работе как раз в работе совершенства. Возьмем такой простой вопрос: пить водку можно или нельзя? Добродетельное большинство, придерживаясь норм морали, скажет: нельзя. Полное воздержание, водка – зло, не пей. И вот этот максимум при всей прочей, он кажется даже близкостоящим к какому-то серьезному требованию. И рядом тут же всепрощение, полная нетребовательность к человеку.

Ко мне приходили ребята. Редко, когда они приходили без бутылки водки в кармане. Эта беспризорная шпана больше пила, чем ела. Как это он придет и не похвастается, что он пьет водку. И были такие люди среди них, которые приходили ко мне в 16–17 лет, и они уже привыкли пьянствовать. Что с ними делать?

Вот в нашей современной школе есть подобный вопрос – курение. Курят ученики 5-х, 7-х, 10-х классов. Что мы – педагоги – делаем? Мы говорим с добродетельным выражением на лице «нельзя курить», а они курят. Что мы дальше должны делать? Выгонять из школы? Нет. Наша мораль не позволит выгнать из школы за курение, одна и та же мораль запрещает курить и не может выгнать за курение. И естественный результат – курят, только не открыто при вас, а в уборной, в отхожем месте, т. е. в самых вредных условиях. Что делать? Как бороться? Надо же решить, а мы его решить не можем и делаем вид, что все у нас благополучно. Мы запрещаем курить. Ребята курят, получают полное удовольствие, а мы не видим, мы ничего не знаем.

Но это еще курение. Ну, а водка? У меня были ребята, которые привыкли пить водку и которые иногда из отпуска приходили пьяные и потом сидели у меня в кабинете и плакали на моем плече. Что, мне легче от того, что он будет каждый выходной день плакать? Выгонять тоже нельзя. Выгонять? Куда его выгонять? У меня последняя стадия его, и я знаю, что если я буду придерживаться общепринятых моральных норм позиции, то он будет у меня жить пять лет, пять лет будет пить и будет пьяницей.

И мы все знаем, что у нас дети живут до 18 лет, потом выходят в жизнь, а в жизни они будут пить водку. Мы считаем это нормальным. Пусть он пьет после 18 лет, я за него не отвечаю. А я не мог так поступить. Потому что главной моей задачей, повторюсь, было не образование, а воспитание.

Что я делал. Я пришел к выводу, что я должен был научить их пить водку. Я их приглашал к себе домой, завхоз покупал водку, я ставил на стол закуску, приборы, клал салфетки, ножи, вилки, все очень культурно, я собирал восемь-десять человек «отъявленных пьяниц» в 11 часов вечера, когда уже все легли спать, и говорил им: «Строгий секрет, никто не должен знать о нашем пире. Никто». – «Будьте покойны». Они уже перепуганы этой обстановкой. А я говорю: «Буду учит вас пить водку и дам вам следующий совет. Вот три правила: на голодный желудок не пей; второе правило – закусывай. Повторите. И третье правило – знай, когда нужно остановиться, на какой рюмке, чтобы не потерять лицо человека». Это, говорят, хорошие правила. «Ну, давай проделаем первое упражнение».