Читать «Гибель пилота» онлайн - страница 6

— А цыган уехал? — Видимо, он нисколько не удивлен был тем, что я предпочел его общество. — Чудак, носится со своим «опельком», как курица с яйцом. А водить не умеет, так дурацки рванул с места, что я чуть не упал. Ну, да бог с ним, когда-нибудь овладеет… Пусть попросит хорошенько, я его натаскаю. Говорят, если зайца бить, он научится на барабане играть… Зайдете на полчасика?.. Поцелуете ей руку, выпьете рюмку коньяка.

Я вошел следом за ним в большое, громко резонирующее парадное старого доходного дома. Мы поднялись в величественно-медлительном, шатком, просторном лифте на третий этаж. Он отпер ключом столь же величественную, двустворчатую, очень высокую дверь с медной ручкой. Миновав полутемную прихожую — в углу поблескивал стеклянными глазами медведь на задних лапах, — мы оказались в просторной, тускло освещенной с улицы комнате.

Щелкнул выключатель. Напрасно ждал я чуда. В комнате, кроме нас, никого не было. Меня охватил стыд, холодный и липкий, как испуг. Но Шворин не казался ни смущенным, ни растерянным.

— Все ясно, — сказал он с легким разочарованием. — Нет хуже — связываться с актерским миром, вечные капризы, фокусы… Но я ведь не такой парень, со мной не пофокусничаешь…

Смертельно жалкая, раненая улыбка, поднявшаяся из самых его глубин, улыбка, которую он не ощущал, покривила ему рот.

На стене висела увеличенная фотография мальчика в бархатном костюмчике, тонкого, светловолосого, с узким, нежным лицом.

— Любуетесь моим портретом? — проговорил Шворин. — Что вы хотите — аристократическое воспитание!.. Француженки, бонны, учителя музыки… Моя матушка — знаменитая модельерша, ма тант — ученая дама, медицинское светило…

Он еще долго пускал светские пузыри, а мне вдруг до странности ясно вспомнился мальчик на фотографии, только был он лет на пять-шесть старше и не в бархатном костюмчике, а в комбинезоне и фуражке курсанта летного училища.

Это было в тот странный апрельский день 1938 года, когда задержавшаяся зима сразу, без перехода, перекинулась на лето. Огромные, как сталактиты, сосульки, свисающие с карниза школьного здания, начали стремительно таять, и казалось, над тротуаром разразился ливень. А потом солнце стало пережигать их по светлому телу, и сосульки со звоном сыпались на асфальт, покрывая его стеклянной хрупью. Из водосточных труб с оглушительным грохотом неслись ледяные глыбы, и так мощно запахло весной, что, выйдя после уроков на улицу, мы все немножко обезумели. И вот тогда-то увидели мы этого стройного, молодого летчика в косо сидящей на светлых волосах фуражке. Было в нем что-то такое дерзкое и застенчивое, завидно взрослое, мужественное и вместе с тем трепетно-юное, что даже мы, школяры, испачканные мелом и чернилами, казались куда старше его. Он принадлежал этому хрупкому, звенящему, стеклянному, солнечному миру. Нина радостно кинулась ему навстречу, и все мы, тайные и явные ее воздыхатели, смиренно стушевались…