Читать «Счастливый день везучего человека» онлайн - страница 52

Антон Вадимович Соловьев

— Все сдавали.

— Я не сдавал.

— Ну это тебе, значит, не повезло просто.

Смеется, закурили. Тут нам баба моя жратву подгоняет, вина еще кувшинчик. Не друган мне этот Егорка, но что ж, гость все же. Так. Где ж он эти пять лет был? Не писал, знать о себе не давал, а тут на тебе — заявился. Мы с ним вместе и на дембель ехали, в городе на вокзале и расстались. Он свою котомку закинул на погон на красный, ручку пожал, и привет. Ой нет, вру, что не писал! К Новому году пару раз открытку присылал. Только я ему не отвечал. К нему вообще отношение было странное. Друзей у него не было в армии. Его даже сторонились слегка после того случая…

…Да, на втором году его перестали чуханить. Правда, наших дедов уже не было. Пришли на их место бывшие «черпаки», а мы уже стали «гусями ВВ».

Вот тогда-то Егор человека-то и ухлопал. Опять же, как сказать, человека. «Полосатика», какой он человек. Но все ж с руками и с ногами. И с головой, как мы.

Сторожили мы зону строгого режима.

Вели мы тогда колонну в лес. По дрова. Идем хорошо, морозец бодрит — градусов под тридцать — подгоняет, но это еще по-божески. Без ветра, даже не колыхнет. Идем, короче, все в порядке. И вдруг — раз! — выскакивает один из строя — и деру! Прямо по снежной целине. Как сейчас его вижу, в бушлате, в валенках бежит, по пояс в сугробах увязает. Я с другой стороны колонны шел, но все равно все хорошо видел.

А Егор, он с той стороны как раз шел. И — а-та-та — по спине ему. С «Акая» по спине… Верный, бедняга, как его и учили, в снегу по брюхо дополз и за глотку хватает. Да поздно, там уж падаль на снегу лежит. Только и успел прохрипеть: «Больно, суки!» И отъехал. Хана…

Вот тут-то я и понял, что такое страшно. Колонна «у-у-у!» уже не колонна, а толпа. Толпа воет, собаки воют. Мы им — автоматы в хари, а они вот-вот на автоматы кинутся. И тогда разорвут, задавят, затопчут. У меня акаэм в руках прыгает: счас, думаю, все! Прапор, бедный, аж посерел весь, бегает с пистолетом, а у самого, наверное, уж полные штаны страха.

А потом вдруг: «ш-ш-ш» по толпе. И уже опять не толпа — колонна. Успокоились. Положняк, мол. Положено, значит, было, чтобы было так…

По-разному потом говорили об этом побеге, смертельном номере. Проигрался, одни баяли, все равно, дескать, один конец. Но и другая, так сказать, версия была. Он, тот «полосатик», которого Егор завалил, с «крытой» тюрьмы пришел. Как раз этап был, их пригнали несколько человек. Спокойные, как удавы, начитанные. На любую тему могут базары вести — только уши заворачиваться будут. Хоть про экстрасенсов, хоть про микропроцессоры. Стихи могут толкать по нескольку часов — хоть свои, хоть Пушкина. Их там, в «крытой» работать не заставляют, они там до зоны сидят по нескольку лет, вообще ни черта не делают. Книжечки почитывают. Это их так по суду приговаривают, убийц. Если не вышка (там-то проще, к стене прислонят и привет), то дают пять лет тюрьмы и десять потом зоны. А на зоне — вкалывать надо, лес валить. Только они там работать-то отвыкли. Так вот, на того «полосатика», что смертельный трюк выкинул, кто-то там дернулся в бараке у них. А тот н-на! ему ложкой алюминиевой в висок. И тот — труп. Пришли дознаваться, что почем — несчастный случай. Упал со шконки, головой стукнулся. Все, как один, кто был в бараке, так и заявили. Тут уж дальше не попрешь: как пришла комиссия, так и ушла. Несчастный, значит, несчастный. Случай, значит, случай. Нету виновных.