Читать «Рассказы сибиряка» онлайн - страница 2

Теперь, когда мы условились о главном, мне остается рекомендовать себя окончательно; впрочем, я уверен, что вы уважаете людей, а не имена, и что ни вашей любви, ни даже вашего внимания

За эту цену не куплю, Когда я вам открою: кто я; Я вам родня, мы все от Ноя, Но больше всех я вас люблю.

Мне кажется, что этого довольно, по крайней мере, на первый случай; потому что, любя вас самой пламенной любовью, — так, как никого еще я не любил, я почитаю себя вправе посвящать вам мои труды, а это для меня чрезвычайно важно: я во сто раз охотнее принимаюсь за перо и, верно, в десять пишу скорее обыкновенного.

Я вам сказал, что я вас так люблю, как никого еще не любил… После этого выходит, мне нужно вывести себя на чистую воду; тогда, увидя мою откровенность, вы, может быть, поверите, что душа моя совершенно наполнена вами и что в ней не только чьи-нибудь образы, но даже и самые идеи о тех образах не могут существовать с тех пор, как я так счастливо нашел вас на жизненном пути.

Когда не знаешь вас — простительно грешить; Но познакомившись — тут дело уж иное: Для вас забыл я все земное, А вас нельзя ни для кого забыть!

Притом же, прелестная Катинька, я вам признаюся во всем так чистосердечно, что вы, верно, будете ко мне снисходительны.

Я вам покаюся, чем жизнь моя грешна, Я вам перескажу интриг минувших повесть, Тогда вы скажете, прощая шалуна: «Ну, в этом есть, по крайней мере, совесть!»…

Если вы это скажете, то отгадаете как нельзя более: у меня точно, удивительно как много совести… Я не дался в иных…

Да! нынче совесть стала дивом; Об ней бессовестно твердят, А верно, совесть есть навряд В ином ханже красноречивом. Начните-ка просить друзей Похлопотать, замолвить слово, — Вам возражение готово: «Нам, право, совестно, ей! ей! Но это сделать невозможно; Ну что бы раньше вам успеть!». Скажите прежде — и безбожно Вам стали б ту же песню петь…

Но это в сторону; послушайте лучше о моих сердечных тайнах…

Кто важно в свет вступил при шпаге, Кто много нежностей читал, Тот хочет вдруг, при первом шаге, Сыскать для сердца идеал… «Мне жизнь — печаль, мне свет — пустыня! С кем поделюся я душой?» — Твердит мечтатель пылкий мой, — И вот является богиня. Уж, разумеется, она По милости воображенья Тотчас же фениксом творенья В посланьи к другу названа; Тут на людей пойдут нападки, И, в духе рыцарских времен Он бросить всем готов перчатки, Зачем не бредят все, как он… Какой он вздор в стихах турусит! В них смесь всего и ничего: Он понял всех, а уж его Никто наверно не раскусит; Все жалки, холодны, как лед, У всех на место сердца — камень, И только в нем небесный пламень От скуки ангел стережет… Потом, беснуясь страстью оба, Ничтожный мир забыть хотят И наизусть из книг твердят: «Любовь и за пределом гроба!»… Потом, по правилам любви, Несчастным предстоит разлука; Вот тут-то плохо: в сердце мука, И холод гробовой в крови. Он стал элегией ходячей, Он чужд веселостей чужих, И в этой горькой неудаче Остался, бедный, при своих… Вот вам симптомы и припадки Сердечной глупой лихорадки… Хоть стыд сказать, а грех таить! Былое дело: поневоле И я дежурил в этой школе, Чтобы других собой смешить; Была проказа и со мною, Но уж исчезнул вздорный сон, Когда franèaise и котильон Меня счастливили собою. Я курс любви давно прошел; Я отолстел, я обленился, И мишурой не ослепился, И на подъем я стал тяжел. Теперь душа иного просит; Я записался в старики, И уж пожатие руки Меня высоко не заносит, И, право, только для проказ, Влюблялся я двенадцать раз.