Читать «Разрыв в цепи» онлайн

— В реальной жизни великого преступника невозможно схватить за руку по той простой причине, что совершаемое им преступление не поддается обнаружению в тот же момент, — заметил профессор С. Ф. Ван Дузен тоном человека, не привыкшего к возражениям. — В преступном мире есть свои гении. Именно поэтому противостоять им должны тоже гении, отрицающие посредственность и дилетантство. Нередки случаи, когда даже полиция не в силах докопаться до истины. Однако по-настоящему выдающийся преступник, мастер-профессионал по большому счету — я не боюсь именовать его так — почтет за совершенный образец только то преступление, которое не обладает и не может обладать внешними признаками и которое поэтому никто ни при каких обстоятельствах не распознает.

Финансист Дж. Морган Грейсон задумчиво смотрел через клубы сигарного дыма на сухое лицо профессора, прозванного — он это знал — Думающей Машиной.

— Необъясним странный психологический парадокс, состоящий в том, что преступление может обладать притягательной силой, не будучи еще совершенным или, в лучшем случае, еще несколько минут после совершения, — продолжал профессор. — Например, человек, решившийся на убийство из мести, готов объявить всему миру, что оно — дело его рук; и все же через десять минут его неизбежно охватывает страх, и теперь он, противореча самому себе, пытается скрыть свое преступление и обезопасить себя. За страхом приходит паника, он перестает отдавать себе отчет в своих действиях и совершает одну ошибку за другой — избирает именно тот путь, который искушенный ум способен разгадать от самых первых побуждений до тюремной камеры.

С такими преступниками дело обстоит очень просто. Но кроме них существуют гении, избравшие преступление полем своей деятельности. Нам никогда не доводилось слышать о них, потому что их нельзя застать на месте преступления: нам трудно даже заподозрить их, потому что они не допускают промахов. Представьте себе, что произошло бы, если бы величайшие умы в истории человечества обратили свой талант на преступления. Впрочем, и сейчас встречаются ничуть не менее одаренные люди, и совсем рядом с нами вершатся убийства, процветают воровство и разбой, которые нам и во сне не снились. Если бы я, к примеру, вдруг решил стать преступником…

Он остановился.

Грейсон со странным выражением лица курил сигару.

— Я бы мог убить вас прямо здесь, в этой комнате, — спокойно продолжал профессор, — и никто бы не поверил в это и никогда не обвинил меня. Почему? Потому что я бы не сделал ошибки.

Он произнес эти слова будничным, естественным тоном, который тем вернее заставлял предполагать, что в них содержится больше правды, чем желания поразить или озадачить собеседника. Тем не менее они произвели на Грейсона именно такой эффект.

— Как бы вы убили меня? — спросил он с осторожным любопытством.

— Любым из тысячи возможных способов: ядом, смертоносными микробами, ножом или даже из револьвера, — также спокойно ответил ученый. — Я умею пользоваться ядами, прививать болезни; знаю, как дополнять нож или револьвер умело созданной видимостью самоубийства. Я никогда не совершаю ошибок, мистер Грейсон. Наука учит нас точности — не приблизительной, до определенной степени, а абсолютной и бесспорной. Мы должны ручаться за свои выводы. В конце концов наша работа — не ремесло плотника. Плотник может допустить неточность, и дом от этого не рухнет; но если подобную ошибку позволит себе ученый, она будет равносильна разрыву логической цепи и распаду всей структуры. Логика учит нас тому, что два плюс два — четыре, и не иногда, от случая к случаю, а постоянно, при любых обстоятельствах.