Читать «Просека» онлайн - страница 82

Владимир Дмитриевич Ляленков

Злоба растёт во мне против хрященосого. Но достать его не удаётся. Уже пот заливает глаза, в висках стучит. Несколько раз подряд бросаюсь на противника. Удары мои не достигают цели. Заныло правое плечо — я растянул мышцу. Дыхание сбилось, воздуха не хватает. Кажется, мы дерёмся больше часа.

— Бой, бой! — звучит команда, а я уж и не стараюсь попасть в лицо противника, только защищаюсь. Избитый, с распухшим глазом, пролезаю я наконец под канатами. Опускаюсь на скамейку. Николай держится за живот. Я ещё никогда не видел, чтоб он так смеялся.

— Ха-ха-ха! Ну и видик у тебя был! Ха-ха-ха! — закатывается он.

— Картавин — душ. Болконцев — на ринг!

Этот же хрященосый ожидает Николая.

Душ немного освежил меня. Спешу в зал. Должно быть, со мною хрященосый только разминался, входил во вкус. Легко скользя по рингу, он наносит удары левой, правой. Та-та-та, — стучат его перчатки. Николай говорил мне, что в школе немного занимался боксом. Он делает обманные движения, пытается уйти от противника, но удары настигают его. Наконец тренер останавливает избиение. Николай опускается на скамейку рядом со мной,

— Это разрядник какой-то…

— Ты замечательно выглядел, — говорю я.

— Надо думать. — Он пытается улыбнуться. — Чёрт, никогда ещё так со мной не расправлялись!

А против хрященосого тренер выпускает третьего, потом четвёртого новичка. С ними хрященосый разделывается быстрей, чем с нами. И только после этого тренер выпускает против него ровню. Избитые, мы наблюдаем за настоящим боем. На нас тренер не обращает ни малейшего внимания.

— В следующий четверг поедешь? — говорит Николай, когда возвращаемся в общежитие на трамвае. Мы стоим в тамбуре, отвернувшись от публики, чтоб не видели наши «фонари».

— А ты?

— Поеду. Я рассчитаюсь с этим хрященосым.

— Я тоже поеду.

8

По утрам и вечерам ещё холодно. Но в середине дня чаще стало проглядывать солнце. В коридорах института, в аудиториях становится светлей, просторней. Лампочки, только что казавшиеся яркими, разом тускнеют. Бродкович чаще отпускает среди лекции шуточки, остроты. Взглянет на осветившиеся окна, обведёт взглядом аудиторию, заулыбается. И на него смотрят с улыбкой, ожидая, что он сейчас скажет. Он не имеет привычки браниться, когда уж очень расшумятся его слушатели. У него своя метода привлекать внимание к доске.

— Что, товарищи, весна надвигается? — спрашивает он, отходя от доски с таким видом, будто кончил лекцию и сейчас покинет аудиторию.

— Навигается! — отвечают несколько голосов.

— Хорошо бы сейчас в парке погулять, а? Столинская, как вы на это смотрите? Где Столинская? — В испуге он разводит руками. — Неужели её нет? Ах, она здесь! — Лицо его выражает изумление и радость. — Извините, извините, тогда я буду продолжать! А то я даже растерялся. — Он спешит к доске. На лице его опять изумление: делает вид, будто забыл, о чём он только что рассказывал. — А Колумбов здесь? — спрашивает он.