Читать «Просека» онлайн - страница 151

У неё срезали корзину.

Капитан суёт в рот пустую трубку, тотчас вынимает её.

— Жался, жался, — говорит он, — а ты небось и рада была. Теперь радуйся. Марш по местам! — командует он матросикам. Медленно удаляется следом за ними.

Уходит и женщина, что-то шепча и крестясь.

Мы сидим и озираемся, отмахиваясь от хлопьев сажи. Дима, вытянув длинные ноги, то и дело снимает очки, протирает их. Угрюмо смотрит прямо перед собой. Я убеждён, что он думает о своей хористке.

То ли дремлю, то ли засыпаю. Изредка пароходик останавливается, матросы спускают на воду шлюпку. Увозят на берег пассажиров. Оттуда возвращаются с новыми. Третий час ползём, четвёртый. За шумом пароходной машины и её колёс не слышим, как ворчит Енисей. Видим только, как он вздымает бурые волны, недовольный встречным ветром. Правый берег реки гористый. Изредка на нём — оползни. В таких местах ели и ёлочки сильно наклонены в сторону Енисея. И впечатление, будто они сбегают по склону к воде.

Сидеть без движения нам надоедает. Разбредаемся по пароходу. Женщина в клетчатом платке жулика не нашла. Сидит рядом с бородатым стариком, спокойно толкует ему о чём-то. Тучи на небе ещё больше сгустились, опустились ниже. Но вокруг говорят, что такая погода ненадолго. Ветер должен перемениться, и небо расчистится.

Мрачное небо, мрачные берега, холодный ветер — всё это заставляет нас искать веселья в самих себе. Даём концерт на расчёсках, ложках и кружках.

На корму стягиваются зрители. Даже сам капитан приходит послушать нас. Пыхает трубкой, едва заметно кивает своей тяжёлой головой. Должно быть, ему нравится.

Вечером на пароходе прокручивают пластинки. Потом приходят к нам матросики с английским магнитофоном, личной собственностью капитана. Записывают студенческие песни. С гордостью рассказывают, что их капитан много лет водил океанские пароходы. По какой причине он угодил сюда, они не знают. А может, просто не хотят говорить.

За полночь стали проглядывать звёздочки. Ветер подул сбоку. Хоть и западный, но нам не лучше: теперь мы открыты. То и дело вскакиваем и бегаем по палубе. Когда я впервые ехал из Петровска в Ленинград, когда из Ленинграда уезжал работать в Тихвин, помню, я был радостно возбуждён. Особенно во время поездки в Тихвин. Тогда возбуждение должно было гасить тревогу, которая владела мной. Тревогу за себя, за свою судьбу, Я был одинок. Теперь я спокоен. Я замёрз. Левая нога онемела от холода. Хочется уснуть, но сон не идёт. Лицо и руки мои грязны от сажи, но я спокоен. Я среди таких же, как я. Здесь не я, а мы. Скоро придёт утро, взойдёт солнце и всё будет прекрасно.

Я жалею, что уезжал в Тихвин и пропустил год? Нет, не жалею. Я радуюсь, что не уехал тогда в Магадан. Всё надо делать сообща, с товарищами. Их надо находить.

Дима задремал. Во сне суёт голову под мою руку, что-то шепчет. Я прикрываю его полой своего пиджака. Пусть хоть он поспит.

К Подкаменной подплываем на рассвете. Небо чистое, в бледных звёздочках. Енисей спокоен. Первый ряд деревенских домов метрах в двухстах от берега. Остальные карабкаются по склону к тайге. Тихо. В избах дымятся трубы. Людей не видно. Посреди улицы лежит большущая стая собак. Все как одна вскинули голову, насторожились. Мы даже придерживаем шаг, думая, что это наш вид встревожил их. Вся стая вдруг разом. вскидывается, с рёвом проносится мимо нас куда-то за деревню.