Читать «Просека» онлайн - страница 15

— Сивотина, попейте холодной воды, — скажет учитель.

Она убежит, просмеется и возвращается. Мы с ней сидим за одним столом. Нас давно рассадили парами. Стол наш я разделил чертой на две половины, на две зоны. Её зона — американская, моя — русская. Следим, чтоб никто из нас локтем не пересёк границу. Едва прозвенит звонок и учитель уйдёт, Лидочка колотит меня.

Есть у нас и другие девчонки и ребята, которые хорошо учатся. Но все мы делаем много глупостей. Военрука прозвали Удавом. Фаддея Петровича — Синицей, хотя он на синицу нисколько не похож. Скорей он напоминает старого грача, когда тот линяет. Учительницу ботаники зовём Крысой. На её уроках очень шумно. Девчонки перебрасываются записочками. Ребята передвигаются по классу вместе со столами.

Окончив седьмой класс, перейдём в десятилетку, там дисциплина, говорят, крепче. Я стану серьёзней. Там есть комсомольская организация, и я вступлю в комсомол.

Но вот однажды, во время большой перемены, директор останавливает меня на лестнице и говорит:

— Борис, задержись сегодня после уроков.

— Хорошо, — машинально говорю я.

Сутулая фигура директора исчезает в канцелярии. Зачем? Может, он увидел, как мы курили в амбаре? Тогда почему оставляет меня одного? За последние дни я ничего не натворил. Может, опять эта вредина Тамара Лысенко пожаловалась на меня? Но я почти не разговариваю с ней. Изредка поглядываю на неё. Она расплела косы, сделала гладкую причёску. Одевается нарядно. И однажды появилась в школе в тёмных очках, привезённых ей отцом из Германии. И в туфлях на высоких каблуках. Выглядеть она стала взрослой. Я что-то сказал тогда едкое. И как-то обозвал. Она пожаловалась Вере Владиславовне. Вера Владиславовна напомнила мне, что мы уже не дети. Скоро будем иметь паспорта. И надо быть вежливыми.

Прозвенел звонок. Все уже знают, что директор оставляет меня после уроков.

— Борька, мы будем ждать! — кричит Лягва.

Я сижу у окна, он — через ряд от меня у стены. Я киваю. Витька — через два стола. Котлярова передаёт записочку от него. «За что?» — спрашивает он. «Не знаю», — пишу я и бросаю записку.

Сейчас урок истории. Чётко стучит каблуками наша историчка Лариса Георгиевна. Мы встаём. Садимся. Лариса Георгиевна высокая. Волосы у неё рыжеватые. Она не старая. Не злая. Как и Лида Красавина, то и дело покусывает губы. Всё делает с таким видом, будто ей страшно некогда. Будто она только что бежала бегом и через минуту побежит снова куда-то. Историю я хорошо знаю. В журнале уже имею четвёрку и пятёрку. Меня она не вызовет.

Подперев голову ладонью, смотрю на Ларису Георгиевну. Потирая ладони так, что они хрустят, она прошлась по классу.

— Кто скажет, что было задано, ребята? Кто хочет ответить? Лысенко? Пожалуйста. Иди к доске.

Лидочка участливо шепчет:

— Борька, тебя за что?

— Не знаю.

— Скажи.

— Не залазь в мою зону.

Смотрю на гладкие волосы Лысенко. У плеч они загибаются локонами. Она отвечает, как обычно, глядя в окно. Она красивая. Но вредности в ней больше, чем у всех девчонок, взятых вместе. Хоть бы запнулась, думаю я. Но она отвечает гладко. Ни на кого не глядя, проходит на место, взмахом головы откидывает назад волосы. Садится. Следующим Лариса вызывает Шелестова. Класс оживляется. Шелестов сильно заикается. Ответ его займёт пол-урока. Спрашивать больше учительница не будет.