Читать «Почта в Никогда-Никогда» онлайн - страница 2
Люциан Воляновский
— Когда я буду возвращаться с Фиджи, мой багаж подвергнут дезинфекции, — заметил он вскользь.
— Почему именно ваш?
— Из-за носорога.
«Только не раздражать его, только не спорить», — подумал я. Однако через минуту выяснилось, что речь идет о насекомом, которое обычно называют «кокосовым носорогом»; этот вредитель свирепствует на многих островах Южных морей, вот почему Австралия и Малайзия принимают все меры, чтобы не допустить его в свою страну.
Я не знаю, как будет выглядеть самолет, на котором ты полетишь. Когда я в твоем возрасте первый раз сел в самолет, мне позволили заглянуть в кабину пилота. В то время перед ого глазами было тридцать два прибора, а сейчас — целых сто пятьдесят… В приключении, которое называется полетом, люди придумали множество способов решения постоянно возникающих проблем. Так, только по упаковке живых зверей, рыб и насекомых существует сто двадцать одна инструкция. Имеются правила и для перевозки горилл и золотых рыбок, гиппопотамов и гиен, муравьев и муравьедов…
На авиалиниях сотрудничают люди разных рас и национальностей, ведь воздушный океан соединяет все народы.
Я встретил стюардессу-польку в английском самолете; американец держал штурвал, когда я летел в Факфак на Новой Гвинее, а пан Стефан Рохович, ведущий свое происхождение от северных славян, представляет в Польше индийские авиалинии.
Однако попытаемся сохранить известную очередность событий. Правда, я прибыл в Австралию на борту устаревшего реактивного самолета, который «тащился» со скоростью меньше тысячи километров в час; все-таки это был самолет.
Некто Северин Кожелинский оставил нам «Описание путешествия в Австралию и пребывания там же с 1852 по 1856 год» (издано в Варшаве в 1954 году), из которого ты можешь узнать, как путешествовали в те времена. Кожелинский ездил на золотые прииски. Он видел там людей, которые приготовили крепкие сундучки, обитые жестью, для хранения золотого песка. Потом оказывалось, что весь их трехлетний заработок свободно может поместиться в кармане, сундучок же служил им лишь для храпения крупы или соли, или заменял столик…
21 июля 1852 года в Ливерпуле Кожелинский поднялся на борт «Великой Британии», с гордостью информируя нас о том, что это самое большое пассажирское судно, какое только бороздило волны в то время. Мы узнали, что этот четырехмачтовый пароход имел машину мощностью пятьсот лошадиных сил и вмещал до трех тысяч бочек груза.
Когда ты окажешься на аэродроме и услышишь монотонные сообщения на нескольких языках об отправлении твоего самолета, — пород лицом этого механизированного чуда, лишенного всякой романтики, — попробуй представить себе, как в старину прощались с родными берегами пароходы.
«В два часа пополудни матросы, — пишет Кожелинский, — поднимая якорь, затянули песню, которую они обычно поют, отправляясь в дальнее плавание. Внутри корабля в шести топках, как в аду, запылал огонь, из труб повалил дым, зашумел пар, начали подниматься огромные якоря, плавучая громадина задрожала, и винт заработал. Корабль мало-помалу начал продвигаться вперед, а следовавшие за ним четыре обычных парохода рядом с нашим чудовищем выглядели, как дети, окружившие мать. На всех судах гремела музыка: нарядные дамы и мужчины провожали родных, друзей или знакомых. Пароходы находились рядом с нами, пока мы не вышли в открытое море. На нашем корабле загрохотали пушки. Троекратным «ура», поднятием и опусканием флага «Великая Британия» прощалась с портом Ливерпуль. В одно мгновение все суда, стоящие в порту, покрылись флажками, загремели залпы береговых батарей, а воздух сотрясли приветственные возгласы многотысячной толпы, и тысячи платочков затрепетали по обеим сторонам канала.
